* Паисий Ярославов [игумен, аскет, подвижник; Paisius Yaroslavov, Nil Sorsky's teacher] (сер XV-1501). Игумен Паисий Ярославов — аскет, монах, подвижник, переписчик рукописей, автор «Сказания», посвященного Спасо-Каменному монастырю. Паисий был иноком Кирилло-Белозерского монастыря; позднее он жил некоторое время в Троице-Сергиевой лавре (1467—1474) и по настоятельному желанию великого князя сделался там даже игуменом (1479—1482), но скоро ушел оттуда, потому что «не мог обратить чернецов на путь Божий, на молитву, пост, воздержание, они хотели даже убить его…» Затем мы видим его в Москве: в 1484 году великий князь советуется с ним по делу митр. Геронтия (рассорившегося с князем и хотевшего оставить митрополию) {Спор о подчиненности монастырей 1478}, и уговаривает Паисия быть митрополитом, но тот все-таки отказался; как причину отказа, летописец приводит вышеупомянутый факт его неудачного игуменства. В 1490 году Паисий присутствует на соборе делу о новгородских еретиках в Москве. Паисий является старейшим представителем «заволжских старцев». (...) Деятельность. Вместе с учеником своим, Нилом Сорским († 1508), Паисий Ярославов пользовался необыкновенным уважением, как в среде современной ему русской иерархии, так и от великого князя. В 1489 г. новгор. архиепископ Геннадий, вступая в борьбу с местными еретиками и сообщая о них ростовскому архиепископу, просил последнего посоветоваться с жившими в пределах его епархии Паисием Ярославовым и Нилом Сорским, и привлечь их к борьбе: речь шла о распространившихся в народе толках о близкой кончине мира {but the Judaizers didn't believe in that ??}. Геннадий и сам хотел поговорить с авторитетными и учеными старцами и с этой целью даже приглашал их к себе. С еще большим уважением относился к Паисию и Нилу сам великий князь. По свидетельству современников, оба старца «ради крепкого жительства и добродетели множества имели великое дерзновение к Державному и были зело преемлемы {приемлемый - acceptable (capable, worthy or sure of being accepted)} и почитаемы у него»… Паисий близок был и к семейству велико-княжескому, являясь воспреемником {~крёстный родитель} детей великого князя. В 1480 г., вместе с митр. Геронтием и архиеписк. Вассианом, Паисий ходатайствовал пред великим князем за его брата. Известные ученики: Нил Сорский, Симон (митрополит Московский). Paisius Yaroslavov. Paisius Yaroslavov (died 1501) was the most famous monk of the Kamenny Monastery, located on the Lake Kubenskoye in Vologda Oblast, Russia. Historians do not know much about Paisiy Yaroslavov. He appears to have been a prominent figure during the reign of Ivan III. In 1478-1482, he was an hegumen at the Troitse-Sergiyeva Lavra. Archbishop Gennadius of Novgorod is known to have asked for Paisius Yaroslavov's opinion on the Second Coming. Ivan III proposed to Paisius to replace Metropolitan Gerontius upon the latter's death in 1489. During the church sobor of 1503, Paisiy Yaroslavov spoke against monastic landownership. Paisius Yaroslavov is known to have authored Сказание о Спасокаменском монастыре (The Tale of the Kamenny Monastery), which tells about the history of this monastery and Christianity's struggle against paganism in the area. He also wrote О втором браке великого князя Василия (On the Second Marriage of Grand Prince Vasili), which provides valuable information on the role of different clergymen in this marriage and also contains messages from four ecumenical patriarchs and monks from Mount Athos. Activity. Together with his disciple, Nilus of Sora († 1508), Paisiy Yaroslavov enjoyed extraordinary respect, both among the contemporary Russian hierarchy and from the Grand Duke. In 1489, Gennady of Novgorod, entering into a struggle with the local Sect of Skhariya the Jew and reporting them to the Rostov archbishop, asked the latter to consult Paisiy Yaroslavov and Neil Sorsky, who lived within his diocese, and attract them to the fight: it was about rumors spread among the people about the near demise of the world. Gennady himself wanted to talk with reputable and learned elders, and for this purpose even invited them to his place. With great respect for Paisius and the Nile, the Grand Duke himself Ivan III of Russia. According to contemporaries, both elders “for the sake of a strong residence and virtue of the multitude had great daring to the Sovereign and were zealously acceptable and revered by him” ... Paisius was close to the grand-princely family, being a successor to the children of the grand duke. In 1480, together with Gerontius, Metropolitan of Moscow and Vassian Patrikeyev, Paisius interceded before the Grand Duke for his brother.

* Нил Сорский [нестяжатель; Nil Sorsky, Nilus of Sora, non-possessor leader] (1433-1508). Нил Сорский (в миру Никола́й Ма́йков) — православный святой, преподобный, крупный деятель Русской церкви, основатель скитского жительства на Руси, автор «Предания», «Устава о скитской жизни», а также ряда посланий, известный своими нестяжательскими взглядами. Память его празднуется 7 (20) мая в день преставления и в 3-ю Неделю по Пятидесятнице вместе с Собором Вологодских святых. (...) Исихазм и нестяжание. Нил Сорский в Послании Гурину Тушину писал, что «цвѣты добродѣтелей» расцветают от «безмолвия» (греч. исихии) и иссушаются от бесед. Подвиг состоит в «отсечении помыслов» и «отступлении мира». Своим послушникам Нил Сорский напоминал необходимость физической работы, «ибо жительство и нужды наши от наших собственных трудов должны устраиваться» {<> Сергий Радонежский, запрещавший просить милостыню по богатым дворам. because it would put the monk in a dependent/obsequious position}. Он напоминал слова апостола Павла о необходимости труда (2Фес. 3:10) {2 Thessalonians 3:10 NIV 10 For even when we were with you, we gave you this rule: “The one who is unwilling to work shall not eat.”}. Он призывал не злоупотреблять милостыней. «Стяжание» acquisitiveness признавал за «яд смертоносный». Если случится нанимать работников, то их «не подобает должной платы лишать». Нил Сорский критиковал желание украшать церковь («сосуды золотые и серебряные, даже и священные, не подобает иметь»), поскольку это может привести к «восхищению делу рук человеческих» и «гордости» за «красоту зданий». (...) Nil Sorsky (also Nilus of Sora and Nil Sorski; birth name: Nikolai Maikov (Russian: Николай Майков) (c. 1433 – 1508) became a leader of a tendency in the medieval Russian Orthodox Church known as the Non-possessors (nestyazhateli) which opposed ecclesiastic landownership. Before becoming a monk, Nil Sorsky worked as a scribe and was engaged in book copying. He also journeyed to Palestine and Greece early in his life and was acquainted there with the Hesychast movement. Later in his life, he took monastic vows at the Kirillo-Belozersky Monastery, which had been known for its hostile stance towards monastic landownership. The founder of the monastery – Saint Kirill of Beloozero – was himself known for rejecting villages that had been offered to him by devout nobles. Kirill’s followers adopted his ways and would later become known as the startsy from out the Volga with Nil Sorsky as their leader. Soon, he went on a journey to the Holy Land and visited Palestine, Constantinople, and Mount Athos, acquainting himself with a mystical doctrine of Hesychasm and reading patristic literature. Upon his return to Russia (between 1473 and 1489), Nil Sorsky founded a cloister on the Sora River (hence, Nil Sorsky, or Nil of Sora) not far from the Kirillo-Belozersky Monastery, where he would settle down with his followers. He wrote extensively. This travelling to the holy places made a great impression upon him and changed all his individuality. Solitude, isolation, oblivion of the world became the main features of his character. Nil Sorsky was involved in the Novgorod heresy affair (see Sect of Skhariya the Jew for details), which had stirred a lot of minds in the Tsardom of Russia at that time. It appears that Sorsky and his closest associate Paisiy Yaroslavov were much more tolerant towards the heretics than most of the Russian clergy, led by Gennady (Archbishop of Novgorod) and Joseph Volotsky. In 1489, Archbishop Gennady embarked on the path of fighting the heretics and asked Archbishop of Rostov to consult with the elders Nil Sorsky and Paisiy Yaroslavov (who had been living in his eparchy) and seek their assistance in this matter. Historical accounts of that period do not shed any light on the outcome of these "negotiations", but from that time on there seems to have been no interaction between Sorsky and Yaroslavov on one side and Gennady and Joseph Volotsky on the other. The two elders, however, did not treat heresy with indifference. They were both present at the Synod of 1490, which dealt with heresy, and exerted their influence upon its final decision. Initially, the clergy unanimously spoke in support of burning all the heretics at the stake. At the conclusion of the synod, however, only a few priests were condemned and then defrocked without being executed. Later in the decade, however, several heretics were burned in both Novgorod and Moscow. Nil Sorsky was opposed to formality in Orthodoxy faith which were widely spread in the midst of 16th century Russia. It was so deeply crystallized in church life of that period that such persons as Maximus the Greek and the elder {abbot} Artemiy, who had tried to show the deep basics of Orthodoxy, were considered as Heretics. His wish was to disclose the deep understanding of Orthodoxy devoting more attention to spiritual life of a soul rather than to religious rituals. He was not a bookworm but a speculator-philosopher or speculator-theorist and an uncommon spiritual freedom marked his personality. The whole life of a person - the path of incessant self-perfection and self-improvement - is based on the Holy Gospel. And the Elder showed a lot of psychological understanding of the spiritual struggle and outlined clear ways of "graceful struggle". He deeply believed that moral, inner, spiritual perfection was the ideal foundation of the active, productive life of the believer. In his teachings, he developed mystical and ascetical ideas along the lines of Gregory Sinaite's hesychasm {Saint Gregory of Sinai (1260s – 1346) was instrumental in the emergence of "technical" (Athonite) Hesychasm {what other forms are there ??} on Athos in the early 14th century.}, asking the believers to concentrate on their inner world and personal emotional experiences of faith as means for achieving unity with God. Nil Sorsky demanded that monks participate in productive labor and spoke in support of monastic reforms on a basis of a secluded and modest lifestyle. Nil Sorsky dedicated his efforts towards fighting against monastic landownership rights at the Synod of 1503 in Moscow. There, he raised a question about monastic estates, which comprised about one third of the territory of the whole Russian state at that time and which, in his view, had been responsible for demoralization of the Russian monastic communities. Nil Sorsky was supported by the elders of the Kirillo-Belozersky Monastery and his disciple Vassian Patrikeyev. Although he spoke in favor of Ivan III’s policy of secularization of monastic lands, Sorsky did not live long enough to see the end of this struggle. // НИЛ СОРСКИЙ (в миру Николай Майков) (1433, Москва – 1508, скит близ Кирилло-Белозерского монастыря) – русский церковный деятель, мыслитель, глава нестяжателей. Канонизирован Русской Православной Церковью. Подвизался в Кирилло-Белозерском монастыре. Странствовал по Востоку, жил на Афоне, где изучил греческий язык и познакомился с учением исихастов. Вернувшись на родину, основал скит на р. Соре. Вслед за восточными подвижниками считал, что суть монашеской жизни не во внешних обрядах, не в разных физических лишениях и бесконечных молитвах, а в «умном» мысленном делании, постоянной, сосредоточенной работе духа над греховными помыслами и страстями, борьбе с ними. Нил Сорский выделяет 8 дурных помыслов: чревообъедение, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость. Овладевая человеком, дурной помысел проходит 5 ступеней: прилог, сочетание, сложение, пленение, страсть. Борьба с дурными помыслами ведется с помощью мысленной духовной молитвы и безмолвным постоянным наблюдением за своим умом. В результате монах должен научиться не только внешне соблюдать заповеди, но даже не помышлять об их нарушении. Этим достигается устойчивость души против житейских невзгод и волнений, ум человеческий забывает все земное, а душа обретает «неизреченную радость» предчувствия вечного блаженства. Нил Сорский активно выступал с проповедью терпимого отношения к раскаявшимся еретикам. На церковном соборе 1503 выступил против монастырского землевладения, но потерпел поражение. Новая философская энциклопедия » НИЛ СОРСКИЙ // После Нила Сорского главой нестяжателей стал Вассиан Патрикеев. ОТВЕТ КИРИЛЛОВСКИХ СТАРЦЕВ НА ПОСЛАНИЕ ИОСИФА ВОЛОЦКОГО ОБ ОСУЖДЕНИИ ЕРЕТИКОВ

* Белозерские старцы [Elders of Belozersk ??]. {Заволжские старцы — собирательное название монахов Заволжья, преимущественно Ферапонтова и Кирилло-Белозерского монастыря.} На рубеже XV и XVI веков Кириллов монастырь, где подвизался Нил Сорский — один из главных центров движения нестяжателей. (Кирилло-Белозерский монастырь) // Ученик Паисия, Нил Сорский, глава «белозерских старцев» (...). (Паисий [Ярославов]) // Точно так же «белозерские старцы», и во главе их Паисий Ярославов, с названными учениками выступили, как известно, самыми энергичными противниками монастырских имуществ и горячими проповедниками первобытной иноческой нищеты. {-> Заволжские старцы}

* Заволжские старцы [Transvolgan Elders] (XV/XVI). Заволжские старцы — иноки белозерских и вологодских монастырей, не соединённые никакой внешней связью. В конце XV и начале XVI в. они становятся известными, как отдельная партия, по своим гуманным воззрениям, образованности и критицизму, резко проявившимся в борьбе с противоположной партией Иосифа Волоцкого. Основываясь на евангельском учении о любви и милостыне, заволжские старцы требовали на соборе 1490 г. а затем в двух посланиях (1504 и 1505 гг.), из которых второе до нас не дошло (первое напечатано в «Древней российской вивлиофике, ч. XVI»), гуманного отношения к еретикам (жидовствующим): они предлагали лишь упорных еретиков отлучать от церкви, а раскаявшихся полностью прощать. Старец Герман даже доказывал, что о еретиках нужно только молиться, а не судить их или наказывать. Это заступничество, а также некоторые другие черты сходства между жидовствующими и старцами — критицизм, обличение пороков монашества, сравнительная образованность — навлекли на старцев обвинение в еретичестве. Таким же образом истолковано было заявление, сделанное старцами на соборе 1503 г. о том, что монастырям неприлично владеть землями и крестьянами. По их мнению, обладание землей ставило духовенство в зависимость от мирской власти, лишало его самостоятельности в столкновениях с последней, не позволяло обличать и сдерживать сильных мира, деморализировало монашество. Они считали такой порядок вещей противоречащим Евангелию, не согласующимся с жизнью древних русских подвижников. Лучше раздавать богатство нищим, учили они, чем украшать храмы. Вообще, внешняя, обрядовая сторона религии не играла у них никакой роли. Их монастыри резко отличались по своей бедной, простой обстановке от богатых церквей сторонников Иосифа Волоцкого. Несмотря на то, что старцы столкнулись с полным отсутствием сочувствия, даже враждебным отношением большинства, они открыто и резко высказывали свои мнения. Так, они протестовали против постановления собора 1503 г., лишавшего всех вдовых диаконов и священников права совершать богослужение. Развод Василия III с женой и новый брак его вызвали смелое осуждение со стороны заволжцев. В 1523 г. один из заволжцев, троицкий игумен Порфирий, был посажен в тюрьму за то, что вступился за кн. Василия Шемячича, вызванного в Москву и заключённого в тюрьму, несмотря на клятвы и «опасные» грамоты {грамоты опасные выдавались иностранным послам на свободный въезд в русские пределы} великого князя и митрополита Даниила. Во главе заволжских старцев стоял Нил Сорский {духовный лидер «нестяжателей»}, вокруг которого объединились его учитель Паисий Ярославов, Вассиан Патрикеев (см.), старец Герман († 1533), Гурий Тушин († 1526), епископ Рязанский Кассиан, троицкий игумен Порфирий и другие старцы заволжских монастырей. Руководимые Нилом Сорским, старцы стремились к нравственному совершенствованию путём критического, сознательного изучения Священного Писания. Убеждённые, что каждый, духовный или мирянин, должен учительствовать, старцы энергично пропагандировали своё учение. Страстные, живо изложенные послания Вассиана Патрикеева, вышедшие из школы заволжских старцев, распространяли гуманные начала этого учения, давали религиозной жизни современного русского человека внутреннее содержание и возрождали духовные, идеальные интересы, задавленные формализмом. // Общее направление идей «заволжских» было строго аскетическое, но несравненно более внутреннего характера, чем как понимался аскетизм большинством тогдашнего русского монашества. Общий фон их стремлений был перевес духовного, идеального, над внешним и обрядовым. На взглядах и идеях «старцев» лежит отпечаток древне-христианской духовности; в своих стремлениях они хотят приблизиться к первобытному евангельскому идеалу. Иночество, по мнению старцев, должно быть не телесным, но духовным, и требует не внешнего умерщвления плоти {Kapiton}, а внутреннего самосовершенствования, так как почва монашеских подвигов — не плоть, а мысль и сердце. Намеренно обессиливать, умерщвлять своё тело, по их учению, излишне: слабость тела может даже препятствовать в подвиге нравственного самоулучшения. Поэтому инок может и должен питать и поддерживать тело, снисходя к физическим слабостям, болезни, старости. Вообще физическое пощение, по их понятию, — не самое главное. О предмете этом, столь важном по господствовавшему взгляду того времени, ученик Паисия, Нил Сорский, делает лишь общее наставление. Вообще он враг всякой внешности; он считает излишним иметь в храмах дорогие сосуды, золотые или серебряные, и украшать церкви, которые должны быть чужды всякого великолепия: в них нужно иметь только необходимое — «повсюду обретаемое и удобь покупаемое». Чем жертвовать в церкви, — лучше, по его словам, раздать нищим… Подвиг нравственного самосовершенствования инока должен быть разумно-сознательным. Он должен совершать его не в силу принуждений и предписаний, а «с рассмотрением», и «вся с рассуждением творити». Нил Сорский, как ученик Паисия и глава «белозерских старцев» {На рубеже XV и XVI веков Кириллов монастырь, где подвизался Нил Сорский — один из главных центров движения нестяжателей. (Кирилло-Белозерский монастырь)}, требует от инока не механического послушания, а сознательности в подвиге. Здесь, как и везде, «без мудрования б и добрая на злобу бывает» — говорит он в своем «Правиле ученикам». Резко восставая против «самочинников» {самовольник, самовольщик} и «самопретыкателей», старцы не уничтожают, однако, в иноке личной, свободной воли. Это признание прав личного, свободного разумения вместо прежнего безотчетного, рабского «послушания», представляет характерную черту в общем круге воззрений Нила Сорского и всех «белозерских старцев», последователей Паисия. Личная воля инока (а равно и каждого человека) должна подчиняться, по взгдяду старцев, только одному авторитету — «божественных посланий». Это — единственный источник к познанию нравственных и религиозных обязанностей инока. Поэтому «испытание» божественных писаний, изучение их — и есть главная обязанность инока. Любовь к этому «испытанию» и вообще книжные занятия были, по-видимому, отличительной чертой старцев. Недостойная же жизнь инока и вообще человека исключительно зависит, по их мнению, «от еже не ведети нам святое писание»… И в защите своих мнений старцы стараются исключительно стоять на этой почве «писаний», опираясь на авторитет «святых правил» и «многих книг» и смотря на своих противников, лишь как на незнающих или «клевещущих на истину евангельскую»… Впрочем, по мнению старцев, писания — «не вся божественна суть». С изучением божественных писаний должно быть соединено критическое отношение к общей массе письменного материала. В этом отношении чрезвычайно любопытны книжные занятия самого Нила Сорского. Переписывая книги, он подвергает списываемый материал более или менее тщательной критике. То же критическое отношение к писаниям мы видим также у Вассиана Патрикеева и вообще в сочинениях, вышедших из школы «заволжцев». Белозерские старцы рекомендуют, таким образом, не простое чтение «писаний», «почитание книжное» (о необходимости которого у нас говорилось с XI века), но сознательное, критическое усвоение читаемого. Эта мысль о критике была чрезвычайно характерной в воззрениях «старцев», и для тогдашнего круга грамотников особенно необычайной. В глазах последних — всякая вообще «книга» (кроме тех, «их же не подобало чести», — граница которых, однако, была крайне неопределенна и подвижна), все написанное носило характер одинакового авторитета {??}, являлось одинаково не изменяемым и неприкосновенным, все безразлично носило название «божественных писаний». Иосиф Волоцкий († 1515), один из ученейших людей своего времени, прямо доказывал, напр., что «гратскии законы» — «подобни суть пророческим и апостольским и святых отец писаниям», а сборники Никона Черногорца {Пандекты Никона Черногорца (сборник правил монашеской жизни, составленный 1059-1067 монахом Никоном Черногорцем, жившем в монастыре около Антиохии)} (простого греческого монаха XI в.) смело называл «боговдохновенными писаниями»… Понятны поэтому укоры со стороны Иосифа Нилу Сорскому и его ученикам, что «Нил и ученик его Вассиан [Патрикеев] похулиша в русской земле чудотворцев», а также и тех, «иже и в древняя лета и в тамошних (иностранных) землях бывших чудотворцов чудесем их не вероваша и от писания изметаша чудеса их», — отчего Вассиан должен был защищаться. Одна попытка сколько-нибудь критического отношения к списываемому материалу даже лучшим людям казалась ересью. Стремясь к евангельскому идеалу, белозерские старцы не скрывали своего осуждения тем «нестроениям», которые они замечали в большинстве современного им русского монашества. Паисий Ярославов/, как мы видели, тщетно пытался обратить подчиненных иноков «на божий путь, молитву, пост, воздержание»… — и молча протестовал против монастырской деморализации, оставляя игуменство и уходя из монастыря; его последователи, Нил Сорский и Вассиан Патрикеев, открыто вооружались против неё. Некогда святое житие иноческое «ныне мерзко бысть», пишет Нил. Точно так же «белозерские старцы», и во главе их Паисий Ярославов, с названными учениками выступили, как известно, самыми энергичными противниками монастырских имуществ и горячими проповедниками первобытной иноческой нищеты. Это вытекало непосредственно из общего взгляда их на сущность и цели иночества. Всякую собственность они считали противоречащей иноческим обетам и несовместной с стремлениями инока: инок отрекается от мира и всего, «яже в нем»; как же после этого он может тратить время на заботы о мирских имуществах, землях, богатствах? Иноки должны питаться исключительно своими трудами, и даже подаяния alms могут принимать только в крайних случаях. Они не должны «не точию не имети имения, но ни желати то стяжавати». Обязательное для инока — старцы считали обязательным и для монастыря: монастырь есть лишь собрание людей с одинаковыми, одними и теми же целями и стремлениями, и предосудительное objectionable, reprehensible иноку — предосудительно и монастырю… {"as for the monk, so for the monastery"} Вопрос о монастырских имуществах имел животрепещущее значение, и отрицательное отношение к нему «старцев», по отзыву современников, было одной из главных причин враждебности к ним таких людей, как Иосиф Волоцкий, а равно взаимной вражды «старцев» к «презлым {презлой - очень злой} осифлянам», — причиной, «почему Кириллова монастыря старцы Иосифовых старцов не любили». По словам современника, «то была меж них первая нелюбка». Вместе с проповедью идеально-иноческой нестяжательности, — «белозерские старцы» являлись проповедниками большей религиозной терпимости. Это касалось другого чрезвычайно важного общественного вопроса того времени — дела о новгородских еретиках — и более снисходительное отношение к ним «старцев» было, по отзыву того же современника, новой причиной вражды в ним осифлян, — «второй меж них нелюбкой». Старцы, действительно, в этом случае столь же резко расходились с господствовавшими взглядами большинства, как и в вопросе о монастырских имуществах. Даже лучшие представители этого большинства, напр., новгородский архиепископ Геннадий, собравшимся в Москве для суда над еретиками епископам — советовал: «токмо того для учинити собор, что их (еретиков) казнити — жечи да вешати»… Один из современных писателей, Иосиф Волоцкий; тоже доказывал, что «еретика и отступника (речь идет о тех же новгородских еретиках) подобает не токмо осужати, но и проклинати и в заточение посылати и казнем лютым предавати». Белозерские же старцы, как известно, выступили решительными противниками этого сурового взгляда, и в коллективном послании, оставаясь на почве евангельской любви и прощения, по пунктам разбивали приведенные доводы Иосифа. Ссылаясь на «божественные писания», старцы Кириллова и всех вологодских монастырей доказывали, что кающихся еретиков церковь не казнит, а приемлет «простертыми дланьми». В противность Иосифу, любившему ссылаться на Ветхий Завет, старцы указывали, главным образом, на Евангелие. Стоя на различных точках зрения, белозерские иноки нередко расходились с большинством современного им духовенства и по другим, более частным, церковным вопросам. Таким, напр., был вопрос о «вдовых попах». Известно, что на соборе 1503 года все вдовые священники и дьяконы были лишены права священнослужения. Белозерские старцы, во главе с Нилом Сорским, присутствовавшими на соборе, высказались против соборного определения. Взгляды «старцев» поддерживались, однако, и некоторыми отдельными лицами; так, напр., ростовский священник Георгий Скрипица также подал протест против соборного решения, — и тоже тщетно. «Старцы» смотрели на дело, однако, вернее, и впоследствии, на Московском соборе 1666—1667 гг., их мнения восторжествовали. (Паисий [Ярославов]) // Идейная борьба двух неравных по численности группировок — нестяжателей и иосифлян — резко поляризует в конце XV — начале XVI в. православное монашество. Последователи учения Нила Сорского — заволжские старцы — образованные, гуманно настроенные монахи Вологодских и Белозерских обителей: Нил Сорский и учитель его Паисий Ярославов, старец Герман, Кассиан, еп. Рязанский, Вас- сиан Патрикев, Гурий Тушин, троицкий игумен Порфирий и другие. В противостоянии стяжательству и начетничеству старцы заволжских монастырей отстраивали заново духовные, идеальные интересы православной веры. Им противостояли значительно радикально настроенные последователи Иосифа Волоцкого. Основываясь на евангельском учении о любви и милосердии, заволжские старцы на соборе 1490 г. и после него выступали как заступники по отношению к вольнодумцам. Старец Герман призывал, что задача православных не судить или наказывать еретиков, но молиться за их спасение. Обличители стали обвинять старцев в пособничестве еретикам. Заволжских старцев отличала идеология нестяжательства в самом высоком смысле этого слова, т. е. решительный отказ монахов от всех мирских соблазнов. «На соборе 1503 г., собранном по совершенно другому поводу, неожиданно начал “старец Нил глаголати, чтобы у монастырей сел не было, а жили бы черньцы по пустыням, а кормились бы рукоделием”», — пишет Г. П. Федотов. Белозерские старцы поддержали протест учителя о порочности обладания монастырями землями и крестьянами. «Пришлось посылать за Иосифом Волоцким, уже уехавшим с собора, чтобы его авторитетом и энергией отстоять церковные владения», — пишет Г. П. Федотов. Собственность обителей противоречат Слову Христову и Евангелию, не соответствует памяти древнерусских подвижников. Земельная собственность обусловила зависимость клира от княжеской власти, лишало его независимости в отношениях со светской властью. Игумены, занятые мирскими помыслами, утратили духовное право смирять и сдерживать сильных мира сего. Верные последователи Нила Сорского согласно его завету не придавали главенствующего значения обрядовой стороне веры, уделяя самое внимание «умной молитве». Обители нестяжателей отличала скромность и бедность, простота убранства, тогда как осфиляне тщательно увеличивали богатство своих монастырей. Несмотря на то что старцы не составляли большинства монашества, они, тем не менее, не скрывали своих взглядов и открыто критиковали своих идейных противников. Эта твердость в убеждениях не встречала сочувствия, но вскоре вызвала открытые обвинения со стороны враждебного большинства. Как и их духовный учитель, Нил Сорский, старцы стремились к нравственному самосовершенствованию путем «умной молитвы» и сознательного изучения Священного Писания. Убежденные в правильности своей позиции старцы учительствовали, передавали гуманные основы своего учения. Старцы придали глубокий внутренний смысл русскому православию и создали особый духовный полюс в идейной жизни Руси. Studme.org - Заволжские старцы

* Нестяжатели [Non-possessors; broader tem than Transvolgan Elders ??] (XV/XVI). Нестяжа́тели, или заволжские старцы {??} — монашеское движение в Русской православной церкви конца XV — первой половины XVI веков, появление которого связано со спором о монастырском землевладении, против которого они выступали. В этом вопросе им противосто во взглядах касались отношения к раскаявшимся еретикам, отношении к поместному (национальному) и общецерковному преданию, ряду других вопросов. Данный спор, окончившийся победой иосифлян, имел важное значение для Русской церкви. Значение полемики о монастырских имуществах выходит за рамки вопросов монашеской аскезы. Многие исследователи, в частности Нина Синицына, рассматривают нестяжательство не только как аскетическую норму, но и как этический принцип, характерный для русского менталитета и развивавшийся под влиянием старчества: «Значение проповеди нестяжания как составной части монашеского аскетического идеалав её влиянии на „мирское“ общество, на такую черту русского национального менталитета, как отношение к собственности и к использованию чужого труда». Сами нестяжатели, как и иосифляне, судя по сохранившемся документам, почти не использовали этот термин. Известны два случая употребления этого слова в данном смысле: Максим Грек в 1520-х годах написал диалог, в котором о монастырских богатствах спорят «Нестяжательный» и «Любостяжательный»; нестяжателем назвал опального князя Вассиана (Патрикеева) сосланный новгородский инок Зиновий Отенский, выступая с критикой против него. Лишь в конце XIX века этот термин был введён в употребление; он устоялся и стал привычен. Однако следует учесть, что личное {<> монастырское} нестяжательство иноков крупных общежительных монастырей (в том числе и Иосифо-Волоцкого) было, пожалуй, радикальнее, чем скитских монахов, так как имущество в общежительном монастыре является общим, и это исключает необходимость личного имущества, в скиту же по самим условиям жизни наличие в личной собственности каких-либо предметов — неизбежно, поэтому ряд авторов (Николай Никольский, Яков Лурье, Екатерина Романенко и др.) высказываются за условность термина «нестяжатели». // During the late Middle Ages two different types of rnonasticism were prevalent in Russia. On the one hand, we find, mainly in the central areas, the large coenobitic house, owning land, often on a considerable scale, exploiting peasant labour, practising works of charity and immersed in administrative and economic activity. This type of monastery was known as "Josephian", after the name of Joseph, abbot of Volokolamsk and an influential figure at the turn of the fifteenth century. On the other hand, in the Far North, groups of small hermitages, known as Iavrai in Greek and skity in Russian, clustered round clearings in the forest. Their monks came increasingly to believe that landowning was incompatible with the monastic estate. It was in these remote skity that the contemplative tradition burned with a brighter flame; and the leaders of this movement, known as the "Elders from beyond the Volga", became the spokesmen in late medieval Russia of the mystical teaching of Byzantine hesychasm. Dimitri Obolensky - The Byzantine Impact on Eastern Europe

* Иосиф Волоцкий [Иосиф Волоколамский, Иван/Иоанн Санин, плут; Joseph Volotsky, Joseph of Volotsk/Volokolamsk] (1439-1515) {Во'лоцкий} (в миру — Ива́н (Иоа́нн) Са́нин) — святой Русской православной церкви, почитается в лике преподобных, память совершается 9 (22) сентября и 18 (31) октября. Игумен Иосиф был талантливым церковным писателем. Он является автором книги «Просветитель» и нескольких посланий. Он занимал активную жизненную позицию и участвовал в обсуждении актуальных для того времени вопросов отношений церкви и государства. Во время мятежа удельных князей Бориса Волоцкого и Андрея Углицкого в 1480 году против их брата Ивана III, он выступил перед Иваном как посредник от имени своего покровителя Бориса. Обличитель ереси жидовствующих, Иосиф Волоцкий призывал светские власти преследовать и казнить отступников от православия и тех еретиков, кто «прельщает» православных еретическими учениями. В книге «Просветитель» и ряде посланий Иосиф Волоцкий, дискутируя с другим подвижником, духовным лидером «нестяжателей» Нилом Сорским, доказывал законность монастырского землевладения, отстаивал необходимость украшать храмы красивыми росписями, богатыми иконостасами и образами. Авторитет Волоцкого игумена, его писания, миссия его монастыря создали особую духовную школу, из которой вышли выдающиеся миссионеры, публицисты, проповедники и в их числе многие церковные иерархи. Во второй половине XVI века представителей этой школы стали называть «иосифляне». Требования казней еретиков и обогащения церкви встретили сильное противодействие среди ряда светских и духовных лиц. Монах и церковный писатель Вассиан Косой (князь Василий Патрикеев) в «Слове ответном» и «Слове о еретиках» критиковал иосифлян с позиции милосердия и нестяжательства, апеллируя к заповедям евангельской любви и бедности, а самого Иосифа именовал «учителем беззакония», «законопреступником» и «антихристом». Заволжские старцы, отвергавшие монастырское землевладение и не разделявшие многие идеи иосифлян, на соборе 1503 года сделали заявление о том, что церкви неприлично владеть землями, а в «Ответе кирилловских старцев» возражали Иосифу Волоцкому относительно предания еретиков смерти. При этом они ссылались на заповедь «Не судите, да не судимы будете» и на рассказы о прощении Иисусом грешников. Joseph Volotsky — also known as Joseph of Volotsk or Joseph of Volokolamsk (Russian: Ио́сиф Во́лоцкий); secular name Ivan Sanin (Russian: Ива́н Са́нин) (1439 or 1440 – September 9, 1515) — was a prominent Russian theologian and early proponent of tsarist autocracy, who led the party defending monastic landownership. The Russian Orthodox Church considers him a saint (along with his most notable opponent, Nilus of Sora). Initially, Joseph Volotsky was connected with the appanage princes of Volokolamsk (brothers of Ivan III) and defended the right of local ecclesiastical and secular feudatories {feudatory - a person who holds land under the conditions of the feudal system; vassal, liege subject} to oppose the authority of the grand prince. Later in his life he severed his relations with the opposition and took the side of the grand prince, sealing this alliance by transferring Joseph-Volokolamsk Monastery to the patronage of Vasili III in 1507. During the Church Sobor of 1503, Joseph Volotsky and his supporters (Josephites) managed to scrap the project {concrete plans for secularization ??} of elimination of monastic landownership, proposed by the nestiazhateli, or non-possessors (those who opposed monastic landownership), in the persons of the so-called Transvolgan elders led by Nilus of Sora and Vassian Patrikeyev. Joseph Volotsky addressed a number of epistles to the nestiazhateli, in which he tried to prove the legality of monastic landownership and to justify the rich décor of churches. Eventually, Joseph Volotsky gained the upper hand and the monasteries preserved their landholdings. The triumph of the possessor party went hand in hand with Joseph's efforts to bolster the position of Russia's grand princes, who were now increasingly referred to as tsars, succeeding to the title of universal emperors of Byzantium. Joseph Volotsky restated the formula of an early Byzantine ecclesiastical writer Agapetus that the tsar was a "man in essence, but his power is that of God" and that he was God's deputy on Earth. According to Joseph, however, since the main duty of the tsar is to care for the well-being of the Christian Church, he is legitimate only as long as he adheres to Church rules and moral obligations. Joseph Volotsky is also known to have been a staunch opponent of the heretical sect which was spreading in Russia at that time ("Judaizers"). During the Church Sobor of 1504, he demanded that all heretics be executed by the state. In his major work, called The Enlightener (Просветитель), which consisted of 16 chapters, he tried to prove the wrongfulness of the "new teaching" in order to be able to prosecute the heretics and convince people not to believe in the sincerity of their repentance. Taking inspiration from the Roman-Byzantine treatment of heresiarchs and the Dominican-led persecutions in Spain and Portugal, he called for a civil inquisition against heretics and championed their imprisonment and execution. As with the controversy over monastic ownership of estates, Joseph Volotsky was opposed in this matter by Saint Nilus of Sora. // Толкование Троицы у Иосифа Волоцкого. Щировский И.К. - «Прп. Иосиф Волоцкий как автор первого свода русского богословия (учение о Пресвятой Троице, Христология, учение о Святом Духе)». // Обличитель ереси жидовствующих, Иосиф Волоцкий призывал светские власти преследовать и казнить отступников от православия и тех еретиков, кто «прельщает» православных еретическими учениями: "подобает посылать их в заточение и предавать лютым казням". (Иосиф Волоцкий) >> Архиепископ Геннадий [Новгородский; Гонзов] (ок 1410-1505). Настаивал на казни еретиков; советовал митрополиту Зосиме поставить деятельность «шпанского короля» Фердинанда и испанских инквизиторов в пример Ивану III. (Геннадий (архиепископ Новгородский)) // Первый полный русский перевод «Поучения» появился в конце XIV века. В то время оно приписывалось Иоанну Златоусту, и воспринималось не как политический манифест, а как назидательное душеполезное чтение. Затем перевод вошёл в Великие Четьи Минеи под 29 февраля. Оригинальный текст при этом потерял несколько глав и получил название «Поучение благого цесарства, се же и к боляром и к епископом и ко игуменом, лепо есть и чернцем». В начале XVI века произведение оказалось востребованным в иосифлянских кругах. В «Послании» игумена Волоколамского монастыря Иосифа Волоцкого, используя тезис Агапита о богоизбранности императорской власти, были изложены теоретические основы прочного единства духовной и светской власти. Иосиф приветствовал покровительство великого князя московского, провозгласив божественное происхождение его власти и её неограниченный божественный характер. (Поучение Агапита (V/VI))

* Теория душеспасительного синодика [Теория устроения души; "your soul for your land"]. {bringing the soul in order: "safeguarding the soul" (by giving land to monasteries)} В своей защите неприкосновенности церковных имуществ Иосиф Волоцкий доказывает их неприкосновенность тем, что "церковная и монастырская вся богови суть освящены". Другой не менее громкий авторитет, митрополит Макарий {Макарий [митрополит Московский] (ок 1482-1563); сторонник иосифлянства, последователь Иосифа Волоцкогооказывал большое влияние на политику Ивана Грозного, входя в так называемую «Избранную раду»; 1551 Стоглавый Поместный собор: не допустил принятия закона о секуляризации монастырских земель}, говорит, что церковные и монастырские имущества "вложены invest богови и пречистой богородице и великим чудотворцам вданы". Наконец, тот же самый взгляд самым определенным образом выражен и санкционирован в одном из постановлений Стоглавого собора, запрещающем отчуждение вотчин и сел, "данных богу в наследие вечных благ". Но жертва есть только залог исполнения просьбы, это - дар божеству, располагающий бога в пользу просителя. Принеся жертву, надо изложить и просьбу {detail the request}, и изложить ее с соблюдением всех требуемых форм. Тут-то и нужны были молитвенники, которые являлись посредниками между жертвователем и божеством и за свое посредничество пользовались доходами с божьих имуществ. Молитвенникам оставалось только поощрять и развивать эту выгодную теорию "устроения души". Для этой цели первоначальный чисто элементарный взгляд был развит в целую теорию душеспасительного синодика, т. е. книги, в которую записывались имена вкладчиков на помин души. Полнее всего эта теория развита в предисловии к синодику Волоколамского монастыря, вследствие чего некоторые исследователи считают автором этого предисловия Иосифа Волоцкого. Предисловие, советуя каждому христианину устраивать свою душу посредством отказа {relinquish, sacrifice ??} на поминок сел или других вкладов, изображает яркими красками судьбу тех, кто своевременно не позаботился об этом, и судьбу тех, кто сделал это. Пусть никто не откладывает этого дела и не завещает сделать это своим родственникам: на них нельзя полагаться, они расточат все имение "в объядении и пианстве", и богу ничего не достанется, а души несчастных, оставшихся без церковного поминовения, "во аде мучимы суть, а дети их - в убожестве и по работам". Иная судьба ждет за гробом тех, кто "добре устраивает свою душу", т. е. жертвует села и вотчины, за которые жертвователей записывают в синодик для вечного поминовения; когда священник читает по синодику их имена, то ангел господень вписывает те имена "в вечных обителях в книгах животных". Отсюда предисловие заключает, что синодик - это спасительная книга, более полезная, чем все божественные писания, ибо божественное писание только для живых, а синодик и для умерших, и мертвым и живым он приносит одинаковый телесный покой: душам умерших - избавление от вечных мук, а молитвенникам - пищу и питие, одежду и обувь, весь келейный обиход, села и вертограды, реки и озера, пажити и монастырский скот. Монастыри и боярско-монашеская идеология // Душеспасительный синодик. {синодик (помянник, поминальник) - в церковном обиходе: список имён умерших для поминовения в церкви} Таким образом, вместо папистских индульгенций, чистилища и прочих видов одурачивания foolishness, в православии спасение, безбедное {comfortable, sheltered} существование и райское блаженство души усопшего обеспечивали только земные вданные богови сёла и деревни вместе с крестьянами; или, на крайний случай, звон большого количества монет. В свою очередь душеспасительный синодик слыл более авторитетной и священной книгой, чем сама Библия. Отсюда предисловие заключает, что синодик – это спасительная книга, более полезная, чем все божественные писания, ибо божественное писание только для живых, а синодик и для умерших, и мёртвым и живым он приносит одинаковый телесный покой: "душам умерших – избавление от вечных мук, а молитвенникам – пищу и питие, одежду и обувь, весь келейный обиход, сёла и вертограды, реки и озёра, пажити и монастырский скот" (41, с. 75). Вот для чего церковникам, как католицизма, так и православия, прикрывавшим свою бездуховную и меркантильную деятельность именами Бога и И. Христа{,} нужен был совершенно антидуховный Символ веры и псевдо религия под названием «христианство»: "придуманная ими для своих нужд и потребностей, и в корне расходившаяся с религиозными воззрениями И. Христа и проповедями ап. Павла. Вот для чего была придумана гр. отцами православия эта грандиозная афёра {афе'ра, от фр. affaire; scam} по одурачиванию русского народа в виде фиктивного спасения души в загробном мире." Подтверждаемых свидетельствами Нострадамуса (??)

* Вклады по душе [Жалованные вотчины; Deposits for the soul, bequeathed estates ??]. Вклады по душе. Вотчины жалованные, испрошенные у мирской власти, были основным фондом земельного богатства монастырей. Деревни и починки, пожалованные преп. Корнилию помимо его просьбы, имели уже характер вклада endowment. Вклады были другим, еще более обильным источником земельного обогащения монастырского монашества. Они входили в состав довольно сложной системы строения души, выработанной древнерусской набожностью, точнее, древнерусским духовенством. В духовной жизни Древней Руси я не знаю другой черты, которая так выпукло обнаруживала бы степень понимания христианства древнерусским человеком. Строить душу значило обеспечить человеку молитву церкви о его грехах, о спасении его души. {<> Поминки ??}. Вы помните, что замечает православный катехизис в изложении XI члена символа веры о душах умерших с верою, но не успевших принести плоды, достойные покаяния: для достижения блаженного воскресения им могут вспомоществовать приносимые за них молитвы, особенно соединенные с приношением бескровной жертвы, и благотворения, с верою совершаемые в память их. Православное учение о молитве за усопших древнерусская рядовая совесть усвоила недостаточно вдумчиво и осторожно: возможность молитвы о душах умерших, не успевших принести плоды покаяния, приободрила к мысли, что и нет нужды спешить с этим делом, что на все есть свое время. В одной былине древнерусский богатырь, собираясь под старость в Иерусалим, чтобы пристойно завершить свои неблаговидные подвиги, говорит: Смолоду было много бито, граблено, а теперь пора душу спасти. Сострадательная заботливость церкви о не успевших позаботиться о себе послужила для податливой на соблазн и трусливой совести поводом к мнению, что можно отмолиться чужой молитвой, лишь были бы средства нанять ее и лишь бы она была не кой-какая, а истовая, технически усовершенствованная молитва. Привилегированными мастерскими такой наемной молитвы были признаны монастыри: свет инокам — ангелы, свет мирянам — иноки, — говорили в Древней Руси. Такой взгляд на монастыри, укрепившийся в древнерусском обществе, был большим несчастием для монастырского монашества, расстраивавшим его быт и мешавшим ему понять свое истинное назначение. Средством для найма монастырской молитвы и служили вклады ради спасения души, «в наследие вечных благ». Они принимали разнообразные формы и делались всевозможными вещами, церковными предметами, колоколами, свечами, сосудами, иноками, богослужебными книгами, также хозяйственными принадлежностями, хлебом, домашним скотом, платьем, всего обычнее деньгами и недвижимым имуществом. Различны были и блага, какие надеялись приобрести вкладами. Всего ближе к церковному учению о молитве за усопших были вклады по душе, для заупокойного поминовения. Такой вклад входил как норма в состав древнерусского права наследования: из имущества состоятельного покойника обязательно выделялась доля на помин его души, хотя бы он не оставлял по себе никаких предсмертных распоряжений; его молчаливая воля по этому предмету предполагалась как необходимая юридическая презумпция. Древнерусскому человеку вообразить себя на том свете без заказного поминовения на земле было так же страшно, как ребенку остаться без матери в незнакомом пустынном месте. Выработана была подробная такса заупокойных богослужений, панихид «больших и меньших», литий, обеден. Поминовение по сенанику (синодику) отличалось от «годового поминовения впрок», которое стоило дороже; смотря по вкладу, усопшего записывали в вечные сенаники — налойный, литейный, алтарный, постенный, вседневный и сельный с сельники, т.е. покойниками, по которым были вклады селами. В Троицком Сергиевом монастыре в 1630-х годах за запись в литейный синодик брали по 50 рублей (не менее 500 рублей на наши деньги) с каждого имени. Преп. Иосиф Волоцкий в послании к княгине-вдове Голениной изложил своего рода догму поминальных вкладов. Княгиня в течение 15 лет передала в монастырь Иосифа по своем отце, муже и двум сыновьям деньгами и другими вкладами более 70 рублей (не менее 4 тысяч на наши деньги). Ей хотелось, чтобы ее покойников поминали особо, а не на общих панихидах зауряд с другими усопшими вкладчиками и имена их были бы внесены в вечный синодик. Из монастыря ей отвечали, что для этого требуется особый значительный вклад. Княгиня в сердцах назвала это требование «грабежом». Иосиф в своем письме и опровергает это вспыльчивое выражение. Он точно высчитывает, что и на общих «панафидах», заупокойных литиях и вседневных обеднях покойники княгини в сложности поминаются не меньше 6 раз на день, а в иной день и по 10 раз, что петь за всякого по особой панихиде и обедне — дело невозможное; даром священник ни одной обедни, ни панихиды не служит, а надобно каждому заплатить за обедню в праздник более 1 рубля (на наши деньги), а в будни половину того. В конце письма Иосиф говорит, что в годовое поминанье не записывают «без ряды» — особого договора с условием либо ежегодного урочного взноса деньгами или хлебом, либо единовременного вклада селом. Ключевский Василий Осипович - Вклады по душе

* Иосифляне [Josephites] (XV/XVI). Иосифля́не (Осифля́не) — последователи Иосифа Волоцкого, представители церковно-политического течения в Русском государстве в конце XV — середине XVI веков, отстаивавшие право монастырей на землевладение и владение имуществом в целях осуществления монастырями широкой просветительской и благотворительной деятельности. Резко полемизировали с другими группами и течениями. Иосиф Волоцкий — обличитель ереси жидовствующих, автор «душеполезного сочинения», называющегося «Просветитель» и ряда посланий, в которых он, споря с другим подвижником — Нилом Сорским, — доказывал полезность монастырского землевладения, отстаивал необходимость украшать храмы красивыми росписями, богатыми иконостасами и образами. Главным оппонентом иосифлян в церкви было возглавляемое Нилом Сорским движение нестяжателей, требовавшее возвращения к коллективизму и аскетизму раннего христианства и соответственного отказа от церковного имущества в общем и феодального землевладения монастырей в частности. На соборе 1503 года иосифляне выступили с резким осуждением нестяжателей и временно поддержавшего их князя Ивана III Васильевича, отстаивая монастырское землевладение. В результате Иван III поддержал Иосифа Волоцкого и созвал собор 1504 года, на котором «жидовствующие» были осуждены как еретики и преданы анафеме. Иосифляне доминировали и на Стоглавом соборе 1551 года, на котором вновь отвергли программу ограничения церковно-монастырского землевладения, выдвинутую приближённым к Ивану IV Грозному протопопом Сильвестром. В дальнейшем иосифляне инициировали осуждение Матвея Башкина {выступил против холопства; отверг догмат о троице, считал иконы подобными идолам, ..} и Феодосия Косого {представителей православного вольнодумства XVI в; против внешне-обрядовой стороны религии; называл обряды «человеческая преданиа», особой формой идолопоклонства; "к попам не приходите"} и гонения на их последователей, а также поддержали учреждение опричнины. Иосифляне выступали в качестве официальных идеологов православной церкви и монархической власти. Доктрина иосифлян строилась на теологическом обосновании возникновения государства и божественного происхождения царской власти, а также на утверждении преемственности Русского государства, оставшегося единственным оплотом православия после падения Константинополя в 1453 году. На этом основании иосифляне требовали предоставления Московской митрополии статуса патриархии (это произошло только в 1589 году). Иосифляне выступали за открытость монастырей {monastic life in the world and as a part of the world ??}. Главной задачей монастырей являлась миссионерская деятельность и обеспечение населения продовольствием во время неурожая {sound argument}. К иосифлянам принадлежал псковский монах Филофей, популяризатор {??} концепции митрополита Московского Зосимы «Москва — Третий Рим», на которой строилась официальная идеология русских царей {??} (примечательно, что сам митрополит Зосима не был сторонником иосифлян и подвергался с их стороны нападкам и обвинениям в «потакании еретикам»). // Struggle against the non-possessors. During the Church Sobor of 1503, Joseph Volotsky and his supporters (Josephites) managed to scrap the project of elimination of monastic landownership, proposed by the nestiazhateli, or non-possessors (those who opposed monastic landownership), in the persons of the so-called Transvolgan elders led by Nilus of Sora and Vassian Patrikeyev. Joseph Volotsky addressed a number of epistles to the nestiazhateli, in which he tried to prove the legality of monastic landownership and to justify the rich décor of churches. Eventually, Joseph Volotsky gained the upper hand and the monasteries preserved their landholdings. Ideas on the authority of the tsar. The triumph of the possessor party went hand in hand with Joseph's efforts to bolster the position of Russia's grand princes, who were now increasingly referred to as tsars, succeeding to the title of universal emperors of Byzantium. Joseph Volotsky restated the formula of an early Byzantine ecclesiastical writer Agapetus that the tsar was a "man in essence, but his power is that of God" and that he was God's deputy on Earth. According to Joseph, however, since the main duty of the tsar is to care for the well-being of the Christian Church, he is legitimate only as long as he adheres to Church rules and moral obligations. Struggle against heresies. Joseph Volotsky is also known to have been a staunch opponent of the heretical sect which was spreading in Russia at that time ("Judaizers"). During the Church Sobor of 1504, he demanded that all heretics be executed by the state {i.e. ecclesiastical crime, civil law}. In his major work, called The Enlightener (Просветитель), which consisted of 16 chapters, he tried to prove the wrongfulness of the "new teaching" in order to be able to prosecute the heretics and convince people not to believe in the sincerity of their repentance. Taking inspiration from the Roman-Byzantine treatment of heresiarchs and the Dominican-led persecutions in Spain and Portugal, he called for a civil inquisition against heretics and championed their imprisonment and execution. As with the controversy over monastic ownership of estates, Joseph Volotsky was opposed in this matter by Saint Nilus of Sora. Joseph's sainthood was officially accepted by the Russian Orthodox Church following his local canonization in 1579 and national canonization in 1591. (Joseph Volotsky)

* Вопрос об отношении к еретикам после собора 1504 [How to deal with heretics]. Казни еретиков вызвали неоднозначную реакцию в русском обществе. Смущение вызывало несоответствие практики казней Евангелию, писаниям святых отцов и каноническим нормам. Поэтому уже вскоре после собора, очевидно Иосифом Волоцким, было написано «Слово об осуждении еретиков». Иосиф соглашается с недопустимостью преследования только за инакомыслие, но попытки проповеди ереси, по его мнению, должны пресекаться самыми жёсткими мерами: «Егда невернии и еретици никого же от православных прельщают {'stealing souls'}, тогда недостоит им зло творити или ненавидети их; егда же узрим неверныя же и еретики, хотящих прелстити православныя, тогда подобает не точию ненавидети их, или осужати, но и проклинати и язвити». По всей видимости, «Слово» своей цели не достигло: полемика год от года только разгоралась, став ещё одним предметом разногласий между кирилловскими {Кирилло-Белозерский монастырь - Белозерские земли. На рубеже XV и XVI веков Кириллов монастырь, где подвизался Нил Сорский — один из главных центров движения нестяжателей.} и волоцкими монахами {Non-possessors <> Josephites}. Следы этих споров (об отношении к еретикам) мы находим в послании волоцкого постриженика Нила (Полева) {Josephite}, прожившего долгое время среди Белозерских скитников, кирилловскому монаху Герману Подольному {Transvolgian}. Вспоминая минувший спор, он цитирует слова Германа: «Нам не подобает судить никого ни верна, ни неверна, но подобает молиться о них, а в заточение не посылати». Судя по посланию, отношения иноков двух монастырей вначале были вполне дружелюбными. Однако именно в это время начинают портиться отношения иноков двух монастырей. Товарищ Нила Дионисий Звенигородский {Josephite} пытается обнаружить ересь в самих заволжских скитах {accusation}, и в результате пишет донос своему игумену. Иосиф Волоцкий представил донос великому князю Василию, тот поставил в известность {notify, inform} Вассиана Патрикеева. Вассиан, который считался учеником Нила Сорского, защищал белозерцев перед великим князем и потребовал свидетеля, доставившего донос старца Серапиона {"И к Иосифу старець Деонисей прислал старца Серапиона крестечника з грамотою, а в ней написано, что у пустынников видел ересь. Иосиф прочет грамоту, да послал ту грамоту к ростовъскому архиепископу Васьяну, понежь в его архиепископьи." Письмо о нелюбках иноков Кириллова и Иосифова монастырей}, на допрос. Допрос закончился смертью свидетеля {there was a fairly open debate, though with the risk of being accused or slander and executed}. Великий князь в гневе приказал сжечь пустыньки волоцких монахов, а самих их отправить под надзор в Кирилло-Белозерский монастырь. Однако вскоре по велению великого князя они были отпущены в свой монастырь. Судя по вкладным записям Нила (Полева), произошло это не позднее 1512 года. В появившемся вскоре «Слове на списание» автор, по всей видимости Вассиан Патрикеев выступает с критикой карательных мер Иосифа, призывает не бояться богословских диспутов с еретиками. Вассиан апеллирует к Иоанну Лествичнику: «Немощнии с еретикы не ядят, сильные же на славу Божию сходятся». Покаявшиеся еретики, по мысли Вассиана, должны быть прощены. «Слово о еретицех», документ более поздний, отличается хорошо разработанной аргументацией с привлечением канонических источников. Вассиан различает кающихся и некающихся еретиков, при этом допускает казни, но признает их делом светских властей {misinterpretation ??} {"Однако ни в Евангелиях, ни у апостолов, ни в правилах вселенских и поместных соборов этого нет. «Оружием убивати» — не от святых Писаний, а «от царьского повелениа и от человечьского се обычая бывает». И такого обычая он не принимает." Черенкова Ольга Николаевна - Полемика в русской церкви первой трети XVI столетия об отношении к еретикам}. (Ересь жидовствующих)

* Нил [Никифор Васильевич Полев, монах, переписчик, иосифлянин; Nil Polev] (XV/XVI). Нил (в миру Никифор Васильевич Полев) — монах Иосифо-Волоцкого Успенского монастыря, ученик преподобного Иосифа Волоцкого, переписчик книг. Пострижен игуменом Иосифом Волоцким и был одним из ближайших его учеников. Пребывание Нила в Кирилловом монастыре омрачилось конфликтом с белозерскими монахами. Причиной конфликта стало отлучение от причастия Иосифа Волоцкого, наложенное на него его епархиальным владыкой архиепископом новгородским Серапионом в 1509 году. Результатом конфликта стали два послания Нила, адресованные Герману Подольному. В посланиях Нил эмоционально отстаивает правоту своего игумена. Впрочем, и до этого конфликта между монахами двух монастырей происходили споры, в частности по вопросу отношения к еретикам. Следы этих споров мы находим в посланиях Нила (Полева). Событием, положившим конец пребывания волоцких монахов в Белозерском крае, стал донос, направленный ими своему игумену. В доносе сообщалось, что в белозерских скитах была обнаружена «великая ересь». Поводом для таких выводов послужила деятельность Дионисия {>>}. В первом случае Дионисий, вмете с сопровождавшим его священником, обнаружил в скиту под кроватью крест {so .. ??}. Во втором случае некий скитник при появлении в его скиту всё тех же Дионисия со священником бросил в печь книгу. Что это была за книга — неизвестно. Следует отметить, что катализатором конфликтов во всех случаях был Дионисий Звенигородский. (Конфликт из-за архиепископа Серапиона то же начался после того, как Дионисий передал слова Германа Нилу.) Дело закончилось печально. Иосиф Волоцкий представил донос великому князю Василию III, тот поставил в известность Вассиана Патрикеева. Вассиан, сам считавшийся учеником Нила Сорского, защищал белозерцев перед великим князем и потребовал свидетеля, доставившего донос старца Серапиона, на допрос. Допрос закончился смертью свидетеля. Великий князь в гневе приказал сжечь пустыньки волоцких монахов, а самих их отправить под надзор в Кирилло-Белозерский монастырь. Впрочем, через время по великокняжескому указу «осифляне» были отпущены в свой монастырь. Вернулся Нил в монастырь своего пострижения не с пустыми руками: в монастырскую библиотеку им был передан ряд книг из библиотеки Кирилло-Белозерского монастыря, в том числе автографы Нила Сорского, в частности тома его агиографических сборников. Послания Нила Полева. Как говорилось выше, поводом писаний старца Нила послужил конфликт между его игуменом и архиепископом новгородским Серапионом. Герман Подольный в пылу спора заявил Дионисию Звенигородскому, что все волоцкие монахи вместе со своим игуменом отлучены владыкой от святого причастия. Нил, услышав об этот от своего товарища, пишет Герману, «почувъ твою къ намъ сущую нелюбовь». Не испытав вины, не призвав волоцкого игумена на суд, прежде чем налагать прещения sanctions, Серапион действовал не по уставу, доказывает Нил. Да и не вправе поступать так владыка сам «в своём углу», без совета с епископами и митрополитом. Нил пространно цитирует «от святых правил», приводит евангельские примеры. Герман же, простой чернец, осмеливается судить митрополита, епископов и игумена. Но «егда же ти приносится слово о вразехъ Христовыхъ и отступницехъ и ты глаголеши: „намъ судити не подобаетъ никого ни верни ни неверна но подобает молитися о нихъ, а въ заточеніе не посылати“». Горька и личная обида: «Аще же недоволен еси на сие, и нам чему стужаеши и яко левъ нападаеши». Горько сетуя на отношение к себе, Нил сравнивает себя с Авраамом, который, оставив ближних своих, по повелению Божьему переселился в страны незнаемые. Так и он с Дионисием «вместо Египта вселитися в Белозерская страны хотящее терпети в незнаемъ земле всякія скорби и беды отъ незнаемыхъ человекъ» {i.e. complains about lack of hospitality in the 'hostile' monastery}. Впрочем — это эмоциональное сравнение: Белозерский монастырь — святое место. По содержанию второго послания ясно, что Герман ответил в примирительном духе, прося извинения и призывая не «свариться». Трудно сказать, простил ли Нил Германа, или продолжал держать обиду, прикрывшись общими словами, но во втором послании своё поучение продолжил. Однако, судя по тому, что ответил на примирительное германово послание — простил.

* Герман Подольный [Герман Пустынник, инок, нестяжатель; Herman Podolny] (ум ок 1533). Герман Подольный (или Герман Пустынник) — инок, постриженик Кирилло-Белозерского монастыря. Год рождения — неизвестен. Умер предположительно в 1533 году. Предполагаемый автор описания рукописей {монастырской библиотеки} Кириллова монастыря, составитель краткого летописца, т. н. «Германова сборничка». Автор посланий преподобному Нилу Сорскому, с которым был близок, а также Нилу Полеву {Josephite}. Однако его послания до нас не дошли. В монастыре и уже живя в своей пустыне, он был близок кругу преподобного Нила Сорского. Уверенно можно говорит и о его близких отношениях с князем-иноком Вассианом Патрикеевым. Безусловно, он придерживался нестяжательских взглядов и по мнению Н. К. Никольского относился к наиболее радикальной части нестяжателей. Известно, что Герман покинул монастырь и некоторое время проживал в свой пустыне в округе Кириллова. Судя по тому, что составленная им опись не включает рукописей начала XVI века, произошло это в последнее десятилетие XV века. Предположительно в 1509 году Герман оказался в Подольном монастыре на Кубенском озере (...) {unclear which monastery exactly}. Так же неизвестно, сколько времени он там пробыл. Упоминания о Подольном монастыре в германовом летописце встречаются с 1509 года, а сам летописец заканчивается 1510 годом. Дата его смерти тоже предположительна. Она основана на сообщении рукописи № 1554 Погодинского собрания о кончине старца Германа в Кирилове монастыре 30 апреля 7041 (1533) года. Однако нет никакой уверенности, что речь идёт именно о Германе Подольном. Послания Герману Подольному. Не имея посланий самого Германа, мы, однако, располагаем посланиями ему от разных лиц, которые были переписаны им и включены в «Сборничек». Всего посланий четыре. Во-первых, это известное послание Нила Сорского. Далее, послание неизвестного автора «духовному моему старцу Герману» и два послания монаха Волоколамского монастыря Нила Полева {Josephite}. (...) Два послания волоколамского старца Нила Полева касаются споров Германа со сторонниками преподобного Иосифа Волоцкого. Письмо Германа Нилу, судя по ответу старца, тоже было полно извинений. Взгляды и деятельность старца Германа. Судя по текстам, вошедшим в «Сборничек», составителя интересовали вопросы о казнях еретиков, монастырского имущества и монашеского нестяжания, о церковном отлучении. Тема о церковном отлучении была актуальна в «нулевых» годах XVI века и связана с отлучением Иосифа Волоцкого новгородским архиепископом Серапионом. Безусловно, автор принадлежал к активным деятелям «партии нестяжателей». Некоторые замечания, занесённые на его страницы, говорят об активном участии его автора в полемике. Столкновения с «осифлянами» Дионисием Звенигородским и Нилом Полевым произошли, по всей видимости, на почве конфликта из-за отлучения преподобного Иосифа, наложенное на него его владыкой Серпапионом. В ответ на резкости и колкости Германа, Нил Полев и написал своё послание. Полемически касается Нил и вопроса об отношении к еретикам. Упрекая Германа в попытке судить собор и епископов, он повторяет его слова {wrt heretics, now applied to participants of sobor}: «Намъ судити не подобаетъ никого, ни верна, ни неверна, но подобает молитися за нихъ, в заточеніе не посылати». Безусловно, и этот острый на то время вопрос не раз затрагивался в полемике двух несогласных сторон. Никольский, называя Германа «публицистом в духе Вассиана», предполагает его участие в написании известного «Ответа кирилловских старцев».

* Дионисий Звенигородский [иосифлянин; Dionisy Zvengorovsky ??] (ум 1538). Дионисий Звенигородский (в миру князь Даниил Васильевич Лупа) — монах Иосифо-Волоцкого Успенского монастыря, постриженик преподобного Иосифа Волоцкого {Josephite}. Дата рождения Даниила — неизвестна. Неизвестны дата и обстоятельства его пострига. В Белозерском крае. Ряд источников сообщает, что Дионисий, вместе с другим знатным иноком Волоколамского монастыря Нилом (Полевым), несколько лет (до 1512 года) провел в окрестностях Кирилло-Белозерского монастыря, где имел свою пустынь. О причинах поселения видных волоцких монахов среди белозерцев точно неизвестно. Некоторые источники («Письмо о нелюбках», «Надгробное слово Иосифу») утверждают, что Нил и Дионисий оказались в Кирилло-Белозерском монастыре без благословения Иосифа Волоцкого. Житие преп. Иосифа сообщает, что отшествие Дионисия в Белозерский край было связано с его склонностью к монашеским подвигам и отшельничеству: «Возлюбих же уединение и просися у отца (игумена Иосифа Волоцкого) отпущен бытии ко отцу Нилу». Житие преп. Иосифа так же отмечает усердие Дионисия в монастырских подвигах: «трудолюбен зело», к «сим же семдесят и семь псалмовъ пояше и по три тысящи метаній на кійждо день творяше». В отношении взглядов этого видного постриженика преподобного Иосифа рядом историков (Ю. К. Бегунов, А. А. Зимин) было высказаны сомнения в его «правоверном» иосифлянстве и {сомнения в ??} приверженности идеям нестяжательства. Поводом для этих сомнений было, в общем, благожелательное отношение этих двух иноков к белозерскому монашеству вообще и к преподобному Нилу в частности. Однако такое отношение не было чем-то необычным, тем более во время до возникновения конфликта (по всей видимости, появление Дионисия и Нила в Заволжье следует относить до собора 1503 года и никак не позже 1508 года, когда умер Нил Сорский). В целом же приходится признать, что факт противостояния монахов двух этих обителей сильно преувеличен {??}. (...) Пребывание Дионисия и Нила (Полева) в Кирилловом монастыре омрачилось конфликтом с белозерскими монахами. Причиной конфликта стало отлучение от причастия Иосифа Волоцкого, наложенное на него его епархиальным владыкой архиепископом новгородским Серапионом в 1509 году. По всей видимости, конфликт возник между Дионисием и белозерским старцем Германом Подольным, который в пылу спора объявил преп. Иосифа и всех Волоцких монахов отлучёнными от причастия. Впрочем, этот конфликт закончился извинениями старца Германа (см. послания Нила (Полева) Герману Подольному). Тем не менее следует признать, что отношения белозерских и пришлых {alien} волоцких монахов стали довольно напряжёнными. Событием, положившим конец пребывания Дионисия и Нила в Белозерском крае, стал их донос на белозерских монахов, который они направили своему игумену. В доносе сообщалось, что ими в белозерских скитах была обнаружена «великая ересь». Обнаружение «великой ереси», по всей видимости, было делом Дионисия. В первом случае Дионисий, вместе с сопровождавшим его мирским священником, обнаружил в скиту под кроватью крест {??}. Г. М. Прохоров по этому поводу иронично замечает: «Стало быть, он туда заглянул». Иными словами, едва ли не обыск учинил волоцкий монах в келье пустынника. Во втором случае некий скитник при появлении в его скиту всё того же Дионисия бросил в печь книгу. Что это была за книга — неизвестно, однако ясно, что скитник не доверял пришедшим, и отношения были напряжёнными. Дело закончилось печально. Иосиф Волоцкий представил донос великому князю Василию III, тот поставил в известность Вассиана Патрикеева. Вассиан, который считался учеником Нила Сорского, защищал белозерцев перед великим князем и потребовал свидетеля, доставившего донос старца Серапиона {??}, на допрос. Допрос закончился смертью свидетеля. Великий князь в гневе приказал сжечь пустыньки волоцких монахов, а самих их отправить под надзор в Кирилло-Белозерский монастырь. Впрочем, через время по великокняжескому указу «осифляне» были отпущены в свой монастырь. Судя по вкладным записям Нила (Полева), это произошло не позднее 1512 года. Снова в монастыре преподобного Иосифа. Дионисий, по всей видимости, занимал заметное положение в Волоцком монастыре. Известно, что он принимал участие в экономических делах обители: сохранилась купчая {a. deed of purchase, bill of sale}, составленная при его участии. Судя по всему, в монастыре Дионисий пользовался определённой свободой, и уход его в белозерскую пустынь с благословения настоятеля не кажется чем-то невероятным. Занимался Дионисий и списыванием книг, и писанием икон. При этом имел своих учеников и последователей. В описи Волоколамского монастыря 1545 года перечисляется большое число икон, написанных Дионисием и его учениками. Однако списанием книг он занимался только для личных потребностей: нет ни одного списка его руки, который предназначался бы для монастырского обихода. В результате у него составилась приличная библиотека. В библиотеку входили книги, написанные и другими писцами, в том числе и будущим митрополитом Даниилом. После его смерти библиотека перешла монастырю. Известен ряд четьих сборников, принадлежащих Дионисию. Безусловно, что в них вошли статьи, заинтересовавшие его. Поэтому подбор статей в этих сборниках отражает интересы самого составителя. Обращает внимание большое количество новонаписанных статей. В частности, принадлежащие Максиму Греку и написанные в 20-х годах «Слово на латинов», написанное преподобным Максимом для Фёдора Карпова, и послание Николаю Немчину, так же антилатинское. В этом же сборнике находятся статьи о стихийных бедствиях: о наводнении в Неаполе 1523 года, о землетрясении в Венгрии в 1524 год, и о землетрясении, разрушивших Салоники, о знамении {signs (of the Apocalypse ??)} в Риге. Очевидно, что интерес к этой теме был вызван пропагандой унии с Римской Церковью, которую вёл личный врач великого князя Николай Булев. Католик Булев занимался и астрологией, а по мнению астрологов в 1524 году должны были произойти катастрофические изменения, вызванные приходящимся на этот год парадом планет. Отсюда пристальное внимание русской общественности к катаклизмам 1524 года. Иными словами, внимание Дионисия приковано к проблемам современного ему мира. Другой сборник включает Повесть о Царьграде, выписки из Хронографа и Палеи, отрывки из краткого русского летописца, родословие великих русских князей. Обращает внимание наличие в этом сборнике родословия удельных князей, ведущих род от Михаила Черниговского, к которым принадлежали и князья Звенигородские. По всей видимости, для инока Дионисия вопрос о его знатном происхождении имел значение. Среди других материалов — два послания Нила Полева старцу Герману (о которых упоминалось выше), «Сказание о преподобном Пафнутии» — выписка из жития Пафнутия Боровского составленное братом преподобного Иосифа Вассианом Саниным, новое, недавно переведённое произведение «Прение живота и смерти». Послание митрополита Даниила Дионисию Звенигородскому. Как уже говорилось, в библиотеке Дионисия были книги, написанные Даниилом, митрополитом Московским, который тоже был пострижеником преподобного Иосифа и некоторое время игуменом Волоцкого монастыря. Безусловно, они были знакомы и, возможно, близки. Сохранилось ответное послание митрополита Даниила Дионисию, датированное октябрём 1528 года. Судя по ответу, Дионисий обратился с {to Danil} жалобой на своего игумена Нифонта (Кормилицына), который причинил ему «многа гоненія и скорби». Отвечая на письмо Дионисия, митрополит пишет о духовной пользе скорби и необходимости терпеть с благодарностью их ради духовного совершенства. Митрополит, очевидно отвечая на тон послания Дионисия, упоминает о необходимости погашать гнев. «Еже въ скорбехъ къ Богу неблагодарственное имети и вины наложити на человеки, и съ сими грызтись и которатися последняго безумія есть, увы мне, и в покаяніе о семъ не приходящу!». Этот упрёк заслуживает внимания. Митрополит прямо указывает Дионисию на отсутствие у него христианского смирения, относя его к категории людей, которым скорби не приносят пользы. Очевидно, митрополит считал самого Дионисия виновным в сложившемся положении и предлагал, проявить подобающее монаху смирение: «И аще себе смиримъ в покои будемъ и вси нас почтятъ и возлюбятъ и прежде всехъ Богъ нас возлюбитъ и прославитъ; аще же не смиримъ себе сами не престнутъ насъ смиряя и никогда же будемъ безъ смущенія и соблазна». Подействовали ли слова митрополита на князя-инока — мы не знаем. О смерти Дионисия известно из записи его ученика Онуфрия Исакова: «Преставился старец Дионисий Звенигородский лета 7047 на память преп. отца Спиридона», то есть 31 октября, либо 12 декабря 1538 года.

* Вассиан Патрикеев [Василий Патрикеев, Вассиан Косой, лидер-идеолог нестяжателей; Vassian Patrikeev] (ок 1470-1531+). И́нок Вассиа́н (в миру князь Васи́лий Ива́нович Патрике́ев) — русский церковный и политический деятель («Великий временно́й человек»), публицист XVI века, ученик преподобного Нила Сорского, сотрудник и соавтор преподобного Максима Грека.. Лидер и идеолог течения нестяжателей в период правления великого князя московского Василия III, фактический основатель нестяжательства как монашеской партии. Прозвище «Косой», часто встречающееся в литературе о Вассиане, скорее всего, было дано ему его идейными недругами, так называемыми иосифлянами. Происходил из знатной, влиятельной и богатой семьи князей Патрикеевых, происходящей от второго сына литовского князя Гедимина, Наримонта, крестившегося в православие под именем Глеба. Дед, Юрий Патрикеевич, и отец, Иван Юрьевич, служили великим московским князьям Василию II Васильевичу и Ивану III Васильевичу, занимали высшие государственные должности. Молодой князь Василий успешно начал дипломатическую и военную карьеру: в 1493 он был послан с войсками в Можайск; в течение 1494 года трижды участвовал в переговорах с литовскими послами и после заключения мирного договора был пожалован в бояре; в начале 1496 года Василий Иванович ходил во главе русских войск в поход «на свейские немцы», как в те времена называли шведов {Русско-шведская война 1495–1497 гг. (Первая Свейская война)}. В период противостояния за наследование престола между группами Дмитрия — внука и княжича Василия III с его матерью, Патрикеевы приняли сторону внука Ивана III — Дмитрия Ивановича. В 1499 семью Патрикеевых постигла опала, абсолютно точной причины которой нигде не названо, были ли это переговоры с Литвой или принятие стороны Дмитрия — внука, в результате которой князь Василий был пострижен в монахи в Кирилло-Белозерском монастыре с именем Вассиан. Церковно-политическая деятельность. «Славный в миру воинской доблестью, умом и способностями, князь-инок скоро прославился в монастыре строгой жизнию и обширной начитанностью», — сообщал церковный писатель. Вскоре инок Вассиан начал разделять идеи Нила Сорского и примкнул к нестяжателям, выступавшим против «стяжания» церковью земель и другого имущества, в то время как противники нестяжателей — иосифляне — выражали интересы крупного монастырского землевладения. В трактате «Собрание некоего старца» Вассиан призывал «сел не держати, ни владети ими, но жити в тишине и в безмолвии, питаясь своими руками», что показывает его как приверженца церковного аскетизма. Вассиан прямо критиковал ростовщичество в церкви, особенно начисление сложных процентов. Он был человеком, стойко и ожесточённо боровшимся за свои убеждения, будучи, в отличие от своего учителя преподобного Нила Сорского, энергичным и страстным деятелем. В рамках этой борьбы готовил свою редакцию «Кормчей книги». В 1509 году Вассиан был возвращён из ссылки Василием III, доверие и симпатию которого он сумел завоевать. Великий князь называл Вассиана своим «наставником в человеколюбии». Вместе с митрополитом Варлаамом он заступался за опальных и оступившихся, чем снискал win, get всеобщее уважение и почитание. Жил в Симонове монастыре. Вассиан, как и Максим Грек, выступал против взглядов иосифлян, ведомых Иосифом Волоцким, и в «Слове на списание» выступал с критикой карательных мер Иосифа, призывал не бояться богословских диспутов с еретиками. Вассиан апеллировал к Иоанну Лествичнику: «Немощнии с еретикы не ядят, сильные же на славу Божию сходятся». Покаявшиеся еретики, по мысли Вассиана, должны быть прощены. «Слово о еретицех», документ более поздний {year ??}, отличается хорошо разработанной аргументацией с привлечением канонических источников. Вассиан различал кающихся и некающихся еретиков, при этом допускал казни, но признавал их делом светских властей. Опала и последние годы жизни. Религиозно-общественная деятельность Вассиана закончилась примерно в 1525 году. Митрополит Даниил {ученик Иосифа Волоцкого; иосифлянин} из Иосифо-Волоколамского монастыря возвёл на Вассиана обвинения, связанные с богословием, которые Вассиан не признавал за собой, {Даниил} обвинял князя-инока и Максима Грека в ереси на Соборах 1525 и 1531 годов. Вассиан был сначала заточён в московский Симонов монастырь, куда были временно заточены и Максим Грек, и князь Семён Курбский, а затем в Иосифо-Волоколамский монастырь, где, по словам князя Андрея Курбского, и был в скором времени уморен иосифлянами. // Вассиан Косой [князь Василий Иванович Патрикеев] (ум 1499+; инок). Вассиан Косой — инок, до пострижения (1499) боярин, был пострижен во время опалы Ивана III на старую боярскую партию. Находясь в Кирилло-Белозерском монастыре и предаваясь книжным занятиям, В. сделался ревностным учеником и последователем известного поборника {partisan (fervent supporter), (literary) fighter, combatant} пустынножительства и главы заволжских старцев — Нила Сорского, который был пострижеником того же монастыря и основал пустынь невдалеке от него. Обладая начитанностью и литературным талантом, В. стал развивать идеи своего учителя и вступил в резкую полемику с Иосифом Волоцким в эпоху собора 1504 г., когда Иосиф написал в. кн. Василию Ивановичу увещание {admonition} казнить еретиков. Против этой-то инквизиторской строгости и выступили заволжские старцы, с В. во главе. Сочувствие многих современников оказалось на стороне В., как проповедника воззрений, более гуманных и более согласных с духом христианства. Сам в. кн. Василий Иванович одно время очень жаловал В. и приблизил его к себе, как умного, правдивого советника и своего дальнего родственника. Переехав в Москву, В. жил то в Симонове, то в Чудове монастыре, усердно продолжал полемику с Иосифом по вопросу о еретиках и о неприличии монастырям владеть вотчинами. По обоим этим вопросам В. написал целый ряд посланий, или «тетрадей», представляющих строгую критику Иосифова учения. В Чудове монастыре В. близко сошелся с Максимом Греком, решительно принявшим его сторону в полемике о монастырском землевладении. Третьим в этом союзе был митрополит Варлаам, вскоре, однако, замененный иосифлянином Даниилом (1522), который и стал преследовать В. и Максима. После осуждения и ссылки последнего был назначен (в мае 1531) соборный суд и над В., который около этого времени с резким неодобрением отозвался о разводе вел. князя и его вторичной женитьбе. По приговору собора В. был сослан в тот самый монастырь, с которым он всю жизнь враждовал, — в Иосифов Волоколамский, где вскоре и умер, по свидетельству кн. А. М. Курбского, насильственною смертью. ЭСБЕ/Вассиан Косой // В начале княжения Василия III В. вернулся в Москву, жил в Симоновом Новом мон-ре и стал одним из влиятельных советников правителя. Позже писец-каллиграф М. Я. Медоварцев называл В. «великим временным человеком» вел. князя и говорил на суде 1531 г., что он «и государя так не блюлся и слушал», как В. Время возвращения В. ко двору неизвестно, предположительно называют разные даты между 1503 и 1509 гг. К этому можно добавить еще одну гипотезу - литов. опыт В. мог быть полезным для Василия III в 1507 г., когда после смерти Александра Ягеллончика рус. правитель обратился к вдове, своей сестре Елене Иоанновне, с просьбой способствовать своему избранию на литов. престол, что не удалось осуществить. Православная энциклопедия - ВАССИАН // Ольга Черенкова - Полемика в Русской церкви первой трети XVI столетия об отношении к еретикам // После Нила Сорского главой нестяжателей стал Вассиан Патрикеев, бывший князь Василий Иванович Патрикеев, подвергнувшийся в 1499 г. опале и после пострижения в монахи сосланный в Кирилло-Белозерский монастырь. Вассиан Патрикеев написал ряд публицистических произведений, направленных против иосифлян, в которых бичевал недостойный образ жизни монахов, владевших вотчинами и эксплуатировавших труд крестьян. В полемике против иосифлян Вассиан опирался на Священное Писание. Для писательской манеры Вассиана характерны острая полемичность, глубокая эмоциональность и едкая ирония. ОТВЕТ КИРИЛЛОВСКИХ СТАРЦЕВ НА ПОСЛАНИЕ ИОСИФА ВОЛОЦКОГО ОБ ОСУЖДЕНИИ ЕРЕТИКОВ // Слова в дни памяти особо чтимых святых - VI. «Князь-нестяжатель» Вассиан Косой // Как не стало старца Нила, и ученик его князь Васиян Косой. княж Иванов сын Юрьевича, и начя сей князь велми побарати по своем старце Ниле, еже бы у монастырей не было сел, – и с ним сташа иные старцы, с ними же святогорцы. Се же бысть при великом князе Василье. И князь велики Василей Иванович всея Русии не попусти сему быти. и им мнение на Иосифа же. То – вторая нелюбка! Тако же навогородцкии еретики начя каятися лестно, а не истинно. И старец князь Васиян поверил им и учал за них печаловатися великому князю, – а с ним и от владык и от старцов начата печаловатися. И сие слышав Иосиф, да написал к великому князю, чтобы лестному их покаянию не верил, велел бы их держати неисходны ис темницы, чтобы иных людей не прельстили. И князь велики Иосифа послушал. То – третья нелюбка! И они стали Иосифа про то укоряти великими укоризнами. Да в те жь времена старцы Звенигородцкой князь Деонисей да Нил Полев, Иосифовы постриженики, жили в пустынях на Белеозере, близко Кирилова манастыря. И старец князь Деонисей Звенигородцкой прииде к пустыннику и узре у него крест под постелею, и прилучися в та времена с ним священник мирской. И паки, во иное время, прииде ко иному пустыннику а тот священник с ним же: аже тот пустынник держит у собя в руках книгу; а келья у него топитца. И как зазрел старца Деонисия, и тот пустынник книгу вкинул в печь и книга згорела. И ту великую ересь видел старец Деонисей да и священник. И к Иосифу старець Деонисей прислал старца Серапиона крестечника з грамотою, а в ней написано, что у пустынников видел ересь. Иосиф прочет грамоту, да послал ту грамоту к ростовъскому архиепископу Васьяну, понежь в его архиепископьи. А в та времена Васьян архиепископ на Москве был. И Васьян архиепискуп ту грамоту подал великому князю. И князь велики ту грамоту показал старцу князю Васьяну Косому, и рече ему: добро ли чинят твои пустынникы? И Васьян рек великому князю: та деи, господарь, грамота писана лукавьством, а все солгано; въспроси, деи, господарь, попа. И князь велики велел поставити попа, да въспросил попа. И поп сказал так, как в грамоте писано. И старец Васиян князь попа просил на пытку, и попа пытали, и ногу изломили, и поп и умер, а не зговорил. И князь велики ополелся на старца на князя Деонисия да и на старца Нила, глаголюще: сами деи меж собя бранятца, а меня греха доставили. Да велел князь велики старца Деонисия да с ним Нила старца взяти в Кирилов монастырь, а пустыни их зелел зжечи. То — последняя вражда и до сех мест! Письмо о нелюбках иноков Кириллова и Иосифова монастырей

* Варлаам, митрополит Московский [Varlaam, Metropolitan of Moscow] (XV-1533). Митрополит Варлаам — митрополит Московский и всея Руси (1511—1521); преемник митрополита Симона. Ко времени предстоятельства митрополита Варлаама относится возобновление прямых контактов Московской митрополии с Константинопольским Патриархатом1517 году), прерванных в середине XV века (после поставления Собором русских епископов на Московский митрополичий престол святителя Ионы). Был близок к нестяжателям. В 1515—1517 годы по благословению митрополита Вассиан (Патрикеев) составлял новую редакцию Кормчей книги. Князя-инока с митрополитом связывают доверительные отношения. «Несомненно, митрополит Варлаам знал о его (Вассиана) письменных трудах против преп. Иосифа», — отмечает архм. Макарий. Впоследствии пытался защищать Максима Грека против обвинений его в ереси. В декабре 1521 года митрополит Варлаам был вынужден оставить свой пост. Опальный владыка сначала удалился в Симонов монастырь, а затем по повелению Василия III был по существу сослан в Спасо-Каменный монастырь на Кубенском озере. Часто причиной опалы московского митрополита называют {not:} отказ благословить незаконный развод великого князя с Соломонией Сабуровой и женитьбе его на Елене Глинской. Однако дело со вторым браком Василия III относится к 1526 году, и влиять на него опальный митрополит уже не мог. Имперский посол в России Герберштейн причиной смещения митрополита называет нарушение клятвы, данной Новгород-Северскому удельному князю Шемячичу, очевидно при посредничестве митрополита. По его словам, митрополит, возмущённый поступком государя, сам сложил с себя сан и был отправлен в оковах на Белоозеро. Архимандрит Макарий (Веретенников) считает, что возможной причиной опалы на предстоятеля Русской Церкви был отказ Василию III выдать «опасную» (охранную) грамоту {safe-conduct, letter of immunity}. Очевидно, Варлаам отказался участвовать в заведомом обмане, чем и вызвал гнев великого князя. После Варлаама на митрополию, тоже волей великого князя, был возведён игумен Волоколамского монастыря Даниил. Желаемую Василием «опасную» грамоту Дмитрию Шемячичу новый митрополит выдал, и обманутый князь в 1523 году был схвачен. // Василий Иванович Шемячич (Шемякин). Донос и заточение. В 1509 году между великим князем Василием III и польским королём Сигизмундом I состоялся мирный договор, по которому Шемячич, в числе других князей, перешедших на московскую сторону, написан в сторону великого князя московского, то есть в число «служебных» московских князей. Согласно договору, польский король обязался не посягать на земли князей, перешедших на сторону Москвы. Стародубский князь Василий Семенович Шемячич {full name} донес на Василия {Шемякина}, что он сносится с Литвой, но Василию Ивановичу {Шемякину} удалось оправдаться. Шемячич участвовал в новой русско-литовской войне, возглавив в 1513 году военный поход на Киев. В 1523 году на него опять пали подозрения в измене; он явился в Москву, был сначала обласкан, а 12 мая 1525 года заключен под стражу; у его княгини, привезенной в Москву, отняты были все боярыни, составлявшие её двор. Дело Шемячича считалось тогда делом крупным; о нём говорит в своих записках и Сигизмунд фон Герберштейн. В самой Москве были партии за и против Шемячича. Князь Андрей Михайлович Курбский также вспоминает об этом деле и говорит в пользу «последнего удельного князя на Руси». Василий скончался в заточении в 1529 году. (Василий Иванович Шемячич) // В 1518 году в Москву от патриарха Константинопольского Феолипта прибыла делегация, возглавляемая митрополитом Зихнийским Григорием. Причиной визита была милостыня, но митрополит Григорий привёз с собой письмо от Патриарха. В послании митрополит Варлаам титулован по-старому, митрополитом Киевским и всея Руси. Однако принять благословение от Патриарха русский митрополит отказался. (Максим Грек [Михаил Триволис; Maximus the Greek])

* Даниил, митрополит Московский [Daniel, Metropolitan of Moscow] (ок 1492-1547). Митрополит Даниил — митрополит Московский и всея Руси (1522—1539). Ученик Иосифа Волоцкого, после смерти которого стал игуменом Волоцкого монастыря и продолжил дело своего учителя в миссионерстве и в борьбе с ересью «жидовствующих». В монастыре Даниил отличился особым благочестием. Перед смертью преподобный Иосиф настоял, чтобы братия выбрала себе нового игумена. Управляя Волоколамским монастырём, Даниил стремился следовать правилам, установленным преподобным Иосифом, в первую очередь в соблюдении общежительного устава. Чрезмерная строгость нового настоятеля, запретившего иметь личное имущество в кельях, в том числе книги и иконы, стала причиной конфликта с братией. 17 декабря 1521 года оставил кафедру митрополит Варлаам, сосланный вскоре по повелению великого князя в Спасо-Каменный монастырь на Кубенском озере. 27 февраля 1522 года Даниил был поставлен на митрополичью кафедру по желанию государя, так как был готов способствовать разводу великого князя с бездетной первой женой Соломонией Сабуровой. Отличался приверженностью и раболепием перед светскими властями и жестокостью. Преследовал Максима Грека, Вассиана Патрикеева и других нестяжателей, обвиняя их в ереси на Соборах 1525 и 1531 годов. // Из рода рязанских епископов Симеона и Леонида. Был монахом Иосифо-Волоколамского монастыря, учеником Иосифа Волоцкого. Активный иосифлянин. Став митрополитом, помогал Василию III укреплять его власть. Инициатор церковных соборов 1525 и 1531 годов, осудивших противников илсифлян Максима Грека и Вассиана Патрикеева. Один из составителей Никоновской летописи. Позже, в период боярского правления {??}, был вынужден отречься от сана митрополита. Румянцевский музей - Даниил Митрополит // ЭСБЕ/Даниил, митрополит московский

* Митрофан, епископ Коломенский [духовник Ивана III; Mitrofan, bishop of Kolomensk ??] (ум 1522). Епископ Митрофан — епископ Русской православной церкви, епископ Коломенский (1507—1518). Возможно был постриженником Троице-Сергиева монастыря. На страницах письменных источников Митрофан впервые упоминается 16 мая 1504 года. До епископской хиротонии он был архимандритом Московского Андроникова монастыря и около 1504 года стал духовником Великого князя Ивана III. Иван III ценил своего духовника, влияние которого на государя признавали современники. Весной 1504 года благодаря вмешательству архимандрита Митрофана, вызванному просьбой Иосифа Волоцкого, удалось ускорить расследование дел о еретиках. Принадлежность к узкому кругу доверенных лиц Ивана III, а следовательно и тесная связь с великокняжеской семьей, а также дружба и поддержка Иосифа Волоцкого при следующем Великом князе вознесли архимандрита Митрофана к вершинам церковной иерархии. В 1507 году он был хиротонисан во епископа Коломенского, то есть взошел на кафедру великокняжеского домена {Kolomenskoye, former royal estate}. А. Б. Мазуров предполагает, что в 1510—1518 гг. епископ Митрофан был неформальным лидером Русской православной церкви.

* Максим Грек [Михаил Триволис, писатель, переводчик; Maximus the Greek] (1470-1556). Макси́м Грек (в миру — Михаи́л Триво́лис) — религиозный публицист, писатель и переводчик. Этнический грек. Миссия в Москве. В 1518 году в Москву от патриарха Константинопольского Феолипта прибыла делегация, возглавляемая митрополитом Зихнийским Григорием. Причиной визита была милостыня, но митрополит Григорий привёз с собой письмо от Патриарха. В послании митрополит Варлаам титулован по-старому, митрополитом Киевским и всея Руси. Однако принять благословение от Патриарха русский митрополит отказался {<>}. Видимо, приезжие греки часто задавали вопрос, на каком основании русские митрополиты не едут в Константинополь на поставление, и это вызывало раздражение в московском обществе. В составе делегации в Москву прибыл и Максим Грек. Он неоднократно {<>} выражал недоумение отказом принимать в Москве митрополита от Константинополя. Русские пытались убедить учёного грека, говорили о каких-то патриарших актах, но самих документов никто предоставить не мог. Впоследствии Максим Грек написал сочинение, в котором пытался убедить оппонентов о сохранности чистоты Православия и под властью безбожного царя {??} {Василий III ??}. Первой большой работой Максима Грека в России был перевод Толковой Псалтири вместе с русскими переводчиками и писцами Дмитрием Герасимовым и Власом Игнатовым, который был одобрен русским духовенством и великим князем. Василий III отклонил его просьбу вернуться домой, Максим продолжал переводить и позже создал княжескую библиотеку и исправил книги для богослужения. Борьба. Наблюдая «дефекты» и социальную несправедливость русской жизни, которая противоречила его христианским идеалам, Максим Грек начал критиковать власти, привлекая различных людей с подобными представлениями, как Иван Берсень-Беклемишев, Вассиан Патрикеев, Фёдор Жарено́й и других. Относительно вопроса монашеских состояний, которые уже разделили всё русское духовенство на два непримиримых лагеря, Максим Грек стал на сторону Нила Сорского и его старцев (нестяжателей). Это сделало его одним из худших врагов иосифлян, которые поддерживали право монастырей иметь землю. Максим Грек и его последователи, осуждая недостатки внутренней и внешней политики России, критиковали образ жизни части русского духовенства («стяжателей»), систему поддержки местных властей, «дойку» {milking} крестьян, а особенно ростовщичество {usury} в церкви, начисление процентов на проценты. Отношения Максима Грека с Вассианом Патрикеевым, Иваном Берсень-Беклемишевым и турецким послом Скиндером, враждебность митрополита Даниила к нему и отрицательное отношение Грека к намерению Василия разводиться со своей женой решили его судьбу. Поместный собор 1525 года обвинил Максима Грека в ереси, в сношениях с турецким правительством; он был отлучён от причастия и заточен в Иосифо-Волоцкий монастырь. Условия заточения были очень суровы. В 1531 году он вторично вызван на Собор: ему были предъявлены новые обвинения, в частности, в «порче» богослужебных книг. Максима сослали в Тверской Отроч монастырь под надзор Тверского епископа Акакия, который весьма уважал его («яко и на трапезу ему седети вкупе со Святителем {prelate} и ясти с единаго блюда») и предоставил возможность читать и писать; но только в 1541 году ему было разрешено причащаться Святых Тайн. Отрицательное отношение Максима Грека к русской автокефалии также стало одним из пунктов обвинения на судах 1525 и 1531 годов. На суде преподобный Максим подтвердил своё отрицательное отношение к русской автокефалии. В 1551 или 1547 году, после неоднократных обращений Восточных Патриархов и митрополита Макария, Максима Грека перевели на покой в Троице-Сергиев монастырь. Святитель Макарий внёс часть его поучений в Великие Четьи-Минеи (всего перу преподобного принадлежит до 365 текстов). Кончина и прославление. Максим Грек скончался в Троицком монастыре в день памяти своего небесного покровителя преподобного Максима Исповедника. Был погребён в Троицком монастыре, у северо-западной стены храма во имя сошествия Святого Духа на апостолов (Свято-Духовского). Прославлен в лике преподобных на Поместном соборе 1988 года. // МАКСИМ ГРЕК (настоящее имя Михаил Триволис; ок. 1470—1556) — философ, богослов, просветитель, переводчик. Будучи по происхождению византийским греком, он значительную часть жизни и творчества посвятил России, куда прибыл в 1518г. по приглашению московского князя Василия III. Начальное классическое образование получил на родине в Греции; учился в итальянских университетах, переводил греческих авторов для известного итальянского гуманиста Пикоделла Мирандолы, во Флоренции слушал лекции Марсилио Фичино, основателя Платоновской Академии — одного из центров гуманистической мысли Возрождения. Около десяти лет провел в Афонском монастыре, где изучал и практиковал исихазм. Годы, проведенные в России, стали самыми плодотворными в жизни Максима Грека. Фундаментальным трудом явилась Исповедник «Толковая Псалтырь» — перевод с греческого псалмов и комментариев к ним, принадлежащих перу крупнейших авторитетов патристики. Максим Грек переводит и комментирует сочинения Иоанна Златоуста, Василия Великого, Кирилла Александрийского, Максима Исповедника и других отцов церкви. С опорой на византийские источники им созданы на русском языке работы, посвященные жизни и трудам древнегреческих мыслителей («Повесть об Оригене», «Платон философ»). Главные философские темы сочинений Максима Грека — разъяснение смысла древней греческой «мудрости» — Софии, учение о человеке и социальная философия. Первой из названных тем посвящены его сочинения «О пришельцах {newcomer} философах» и «Беседование о пользе грамматики». Максим Грек особо подчеркивает связь мудрости (Софии) с культурой языка и речи. Учению о человеке посвящены «Беседа души и ума» и «Беседует ум к душе своей». Социально-философские вопросы рассматриваются в «Главах поучительных начальствующим правоверно», где основным предметом размышлений является вопрос о сущности государственной власти. В творчестве Максима Грека нашли выражение исихастские мотивы. Перу Максима Грека принадлежит более трехсот оригинальных и переводных произведений. «Максим Грек стал подлинной вершиной развития древнерусской философской мысли» (Громов М. Г., Козлов Н. С. Русская философская мысль X—XVII вв. М., 1990. — С. 194). Он оказал глубокое воздействие на духовный строй и мышление русского общества. Образ Максима Грека запечатлен на многих произведениях иконописи, фресковой живописи, в книжной миниатюре. Как носитель эллинской мудрости он изображен на фресках Благовещенского собора Московского Кремля в одном ряду с Гомером, Диогеном, Плутархом. Максим Грек был канонизирован (т.е. официально причислен к лику святых) на Соборе Русской православной церкви в 1988 г. Platona.net - Максим Грек // Фичино, Марсилио (1433-1499). Марси́лио Фичи́но (лат. Marsilius Ficinus, итал. Marsilio Ficino) — итальянский философ, гуманист, астролог, католический священник, основатель и глава флорентийской Платоновской академии. Один из ведущих мыслителей раннего Возрождения, наиболее значительный представитель флорентийского платонизма — направления, связанного с возобновлением интереса к философии Платона и направленное против схоластики, в особенности против схоластизированного учения Аристотеля. В 2015 году появились документальные свидетельства о том, что Фичино приписывается авторство «Марсельского Таро». Метафизическая реальность представляет собой нисходящую последовательность пяти совершенств, к которым относятся: Бог, ангел (образуют интеллигебельный мир); душа (триединый «узел соединения»); качество (форма) и материя (конституирующая физический мир). Бог рассматривается Фичино как бесконечное высшее существо, деятельность которого порождает мир вещей в процессе постепенного творения (эманации). Человек занимает особое место в мире в силу того, что его душа находится в серединном положении между божественным и материальным. Именно душа олицетворяет связь между телами в природе, помогая им подняться до ангелов и даже высшего божественного существа. Благодаря наделенности души способностью к познанию, все ступени бытия могут вновь возвращаться в божественное единство. Человек — это микрокосмос, познающий макрокосмос, а способность к познанию представляет собой главное достоинство человека, сливающегося с Богом на высшей ступени познания. Marsilio Ficino was an Italian scholar and Catholic priest who was one of the most influential humanist philosophers of the early Italian Renaissance. He was an astrologer, a reviver of Neoplatonism in touch with the major academics of his day and the first translator of Plato's complete extant works into Latin. // Флорентийские платоники

* Макарий, митрополит Московский [Macarius, Metropolitan of Moscow ] (ок 1482-1563). Митрополит Мака́рий (в миру — Михаил) — митрополит Московский и всея Руси (с 1542 года), в 1526—1542 годах — архиепископ Новгородский. Сторонник иосифлянства, последователь Иосифа Волоцкого. Макарий способствовал составлению нового Владычного летописного свода. Много внимания владыка уделял реставрации старинных икон и храмов, в Софийском соборе были поновлены фрески. Здесь же, в Новгороде, была предпринята первая попытка собрать воедино все книги «в русской земле чтомые», первая редакция знаменитых «Макарьевских миней». В свод входили как жития святых, так и дидактические и богословские произведения. В 1541 году все 12 томов свода были переданы в библиотеку Софийского собора. Возведён на митрополичий престол 19 марта 1542 года боярской группировкой князей Шуйских, правившей при малолетнем Иване Грозном. В этом сане Макарий сменил низложенного Шуйскими митрополита Иоасафа. Однако вскоре он, как и его предшественник Иоасаф, стал выступать против Шуйских. Обладая значительным влиянием на юного царя, он способствовал отстранению Шуйских от власти, которое произошло в декабре 1543 года. После этого Макарий оказывал большое влияние на политику Ивана Грозного, входя в так называемую «Избранную раду». Он венчал Ивана Грозного на царство (1547 год), способствовал его браку с Анастасией Захарьиной. В 1542 году по повелению Макария был построен храм Святителя Николая. В 1547 и 1549 годах созвал в Москве два Собора, на которых была проведена большая работа по канонизации русских святых. В связи с прославлением новых святых под руководством митрополита была проделана большая работа по составлению житий. При нём в 1551 году состоялся знаменитый Стоглавый Поместный собор Русской православной церкви. Сочувствуя иосифлянам, доминировавшим на Стоглавом соборе, он не допустил принятия закона о секуляризации монастырских земель, продвигаемого протопопом Сильвестром. Немало усилий Макарий приложил по организации на Руси книгопечатного дела. При нём была открыта в Москве первая типография для печатания священных и богослужебных книг. После падения Избранной рады в 1560 году Макарий — единственный из её членов — не был подвергнут преследованиям. // Владычный летописный свод Макария. Собирание материалов для Великих Миней Четьих и их составление и редактирование не исчерпывают всей литературной деятельности святителя за время его новгородского архиепископства. Около 1539 года по его инициативе был составлен так называемый Владычный летописный свод Макария, продолживший прежние новгородские летописи. Карпов Алексей Юрьевич - Самые знаменитые святые и чудотворцы России // Большая российская энциклопедия – МАКА́РИЙ <> Лицевой летописный свод Лицево́й летопи́сный свод (Лицевой летописный свод Ивана Грозного, Царь-книга) — летописный свод событий мировой и особенно русской истории, создан, вероятно, в 1568—1576 годы специально для царской библиотеки в единственном экземпляре. Слово «лицевой» в названии Свода означает иллюстрированный, с изображением «в лицах». Состоит из 10 томов, содержащих около 10 тысяч листов тряпичной бумаги, украшенных более чем 16 тысячами миниатюр. Охватывает период «от сотворения мира» до 1567 года. Macarius, Metropolitan of Moscow. Macarius (Макарий in Russian) (1482 – 12 January 1563) was a notable Russian cleric, writer, and icon painter who served as the Metropolitan of Moscow and all Russia from 1542 until 1563. Having secured the support of powerful Prince Andrey Shuisky, Macarius was elected Metropolitan of Moscow and all Russia on 16 March 1542. During Ivan IV's nonage and Shuiskys' regency, Macarius's relations with the Boyar Duma gradually worsened due to his constant "grief" over the disgrace of courtiers and church dignitaries. His independent-mindedness induced a number of attempts to dislodge him. During the synod of 1542 {??}, Macarius achieved the excommunication of Maximus the Greek's associate Isaac Sobaka (archmandrite of Chudov Monastery). Curiously enough, Macarius would later correspond with the exiled Maximus the Greek and include some of his essays in his the Great Menaion Reader, rejecting, however, his appeals for pardon. During Stoglav and other such synods (traditionally known as Macarius's synods in Russian historiography), Macarius carried out canonization of 39 all-Russian saints. In 1551, Macarius (together with the tsar) convened the so-called Stoglavi Sobor. He also blessed the Russian army before its departure to Kazan in 1552. During his Kazan campaign in 1559, Ivan the Terrible left Macarius in Moscow to "protect the tsardom", which made him a temporary head of state. In 1552 and 1554, Macarius completed the second and third editions of the Grand Menaion. During the church councils in 1553-1555 {??}, Macarius supported the accusations of heresy, aimed at a boyar son Matvei Bashkin, starets Artemiy, and monk Feodosiy Kosoy. However, he took the side of Silvester, a monk at the Cathedral of the Annunciation in the Moscow Kremlin, who had been accused by diak Ivan Viskovatyi in uncanonical wall-painting of the above-mentioned cathedral. In his declining years, Macarius moved away from the affairs of the state. He supervised the creation of the Stepennaya kniga (or the Book of Generations), supported Ivan Fyodorov's book-printing, and renovated icons.

* Сильвестр [инок Спиридон, протопоп, наставник Ивана Грозного; priest Silvester] (ум ок 1566). Сильве́стр (в иноках Спиридо́н) — русский православный священник, политический и литературный деятель XVI века, священник Благовещенского собора с конца 40-х годов XVI в., наставник {mentor, tutor} Ивана Грозного. Был связан с митрополитом Макарием, который в 1542 году занял митрополичью кафедру и перевёл в Москву новгородца Сильвестра. Во время московского пожара и восстания в 1547 году произнёс обличительную речь в адрес юного Ивана IV (Грозного), которая была воспринята благосклонно и сделала Сильвестра приближённым царя. После сближения с царём стал во главе работ по восстановлению убранства {decoration} кремлёвских соборов, пострадавших при пожаре. Написанные сюжеты и иконы вызвали выступление ревнителя старины Ивана Висковатого на Церковном соборе конца 1553 — начала 1554 года. За помощью к Сильвестру обращался и Максим Грек, афонский монах называл Сильвестра своим «благодетелем». Сильвестр по поручению царя Ивана Грозного «экзаменовал» Артемия, когда решался вопрос о назначении того игуменом Троице-Сергиева монастыря. Вместе с Алексеем Адашевым Сильвестр являлся передовым innovative вождём «Избранной рады». В 1553 году во время тяжёлой болезни царя Сильвестр был близок к двоюродному брату царя князю Владимиру Старицкому, который претендовал на престол. По выздоровлении царь охладел к Сильвестру, а в 1560 году после появления слухов о его причастности к смерти царицы Анастасии сослал его в Кирилло-Белозерский монастырь, а оттуда в Соловецкий монастырь, где он принял монашеский постриг. Остаток жизни он провёл в северных монастырях, исповедуя философию нестяжательства. // Захарьина-Юрьева, Анастасия Романовна (1530 или 1532-1560). Анастаси́я Рома́новна, урождённая Захарьина-Юрьева — первая жена царя Ивана Васильевича Грозного, мать царя Фёдора Иоанновича. Смерть царицы, которую считали отравленной, тяжело отразилась на душевном состоянии Иоанна и была одним из обстоятельств, обостривших его борьбу с боярством. // There is considerable debate as to how much the priest Silvester influenced Russian Tsar Ivan IV, known as Ivan the Terrible. According to Nikolay Mikhaylovich Karamzin, the great early-nineteenth-century Russian historian, Ivan the Terrible only acted virtuously when he was guided by Silvester, and all that was good in Ivan ought to be attributed to Silvester. Yet, another great nineteenth-century Russian historian, S. R Platonov, denies Silvester both the credit for Ivan's farsighted policy of strengthening Russia's southern frontier and the opprobrium for Ivan's brutal responses to the social crises that destroyed the Muscovite state by the 1580s. Most twentieth-century experts on Ivan, however, argue that Silvester must assume some blame for Ivan's later violence and debauchery, viewing the Tsar's maniacal behavior as a direct consequence of, and reaction against, Silvester's stern treatment of the youthful Ivan. In 1547 a great fire consumed Moscow and killed more than 1,700 people. Terrified crowds sought scapegoats to punish for this disaster, which many believed was a form of Divine retribution, and members of the Glinsky clan (a family loyal to Ivan and politically influential) and their servitors were openly murdered, provoking severe retribution by Ivan. At this time, Silvester emerged and rebuked Ivan in God's name and used Holy Scripture to admonish the young Tsar severely. Silvester continued to warn Ivan that God would punish him if he continued to indulge his evil passions. Silvester told Ivan of apparitions and miracles God had sent. A contemporary of Ivan's, Prince Kurbsky, claims in his chronicles that at this point Ivan repented, and became cleansed and docile, though modern historians challenge Kurbsky's assessments. Brought into Ivan's confidence, Silvester worked with a noble, Aleksei Adashev, in urging Ivan to control his violence and to renew himself in goodness. Both Silvester and Adashev ultimately sought a moral improvement in government, but they believed this was unattainable without a moral improvement in Ivan. Court Favorite. Ivan's government was ruled from 1547 until 1557 by a council {Избранная рада, 1560 упразднена} of men selected by Silvester and Adashev. An all-powerful favorite, Silvester presided over this ruling council. The official chronicle of Ivan's reign records that “this churchman, Silvester, was held in great favor by the Sovereign, who took his advice on spiritual and secular matters. He was, it were, omnipotent, because all heeded him and no one mocked him or opposed him in any way. . . . And he wielded great power over all matters, things both holy and secular alike, as though he were both Tsar and saint . . . although he [was] but a priest.” Indeed, Silvester and his council controlled the young Ivan and bent his will with abstruse religious arguments and pleas for the public's welfare. Clearly Silvester was a charismatic man: Prince Kurbsky believed him to be both blessed and a flatterer, while an older Ivan stated that, in his youth, Silvester had been able to oppress him and treat him like a slave. Records left by observers at Ivan's court note that Silvester was able to silence Ivan by reproaching him and accusing him of being childish. Guidebook. Officially Silvester was priest in Moscow's Kremlin Church of the Annunciation, and in that capacity he oversaw the installation of the icons that make this church's interior among the most beautiful in the world. Silvester also oversaw the decoration of Ivan's Zolotaya Palata (Golden Palace), personally selecting the subject matter of the frescoes within it and arranging their placement. In fact, the incomparable splendor of these projects enabled his enemies to attack him for heresy and promoting Western influences in Orthodoxy through art, though there was nothing undogmatic in the new style of icons that Silvester favored {Столкновение традиционного и нового подходов к иконописи произошло в середине XVI века, в рамках собора на ересь Матвея Башкина в 1553—1554 годах. Во время одного из соборных заседаний посольский дьяк Иван Висковатый выступил против западных нововведений в иконописи (в новонаписанных после московского пожара 1547 года иконах), в частности, против изображения Бога Отца и иных символических и аллегорических изображений в антропоморфном образе. Под обвинение дьяка попал протопоп Благовещенского собора Сильвестр, новгородец. Эти обвинения задевали и митрополита Макария, бывшего новгородского архиепископа. В результате дьяк был осуждён к трёхлетней епитимии, ему было запрещено держать у себя вероучительные книги и размышлять на эти темы. Собор подтвердил допустимость большинства спорных иконописных сюжетов. (Фряжское письмо)}. Silvester also is credited with authoring the Domostroi (circa 1550-1580), a guidebook for moral living. The dictates of the Domostroi reflect Silvester's religious views. Silvester opposed amusement in theory, and he prohibited dancing, singing, and even the playing of chess. He believed laughter was a weapon of the devil; regarded a wife not as a partner, but as the chief servant in a man's house; and argued that a husband should treat a wife as a slave or as a farm animal. Stubborn and stern, even in comparison to other mid-sixteenth-century religious figures like John Calvin, Silvester's Domostroi is a manual that links Christianity to the most mundane aspects of daily life, such as how to clean carpet, where to arrange furniture, and how to wash dishes. Its passages aim at total control of daily life, much as its author himself attempted to control Ivan's every action. Political Machinations. In 1553 Ivan became quite ill and was presumed to be dying. Ivan noted that Silvester spent this time trying to consolidate his own position, rather than tending to the needs of his bedridden sovereign. Ivan also discovered that Silvester had been working behind the scenes to champion the Tsar's cousin Vladimir as heir, rather than the heir selected by Ivan himself, his son Dmitry. Ivan became convinced that Silvester's council was working to undermine the policies of his grandfather, Ivan III, who had consolidated central power at the expense of Russia's landowning princes. Silvester believed he was merely improving the moral stature of Russia's government by restoring to influence men whom he considered suitable for state service. From this point on, Ivan viewed Silvester as an opportunist who had cunningly usurped power and who had treasonably appropriated sovereign power unto himself. Though after 1553 Ivan no longer trusted Silvester, he so feared him and the council that he dared not challenge them until 1557. Banishment. Perhaps because of his religious background, Silvester always regarded the Crimean Tatars and the Turks, both Muslim, as Russia's main threats, and he centered his foreign policy recommendations on them. Others at Ivan's court favored Russian intervention in the Baltic, particularly against Livonia and Sweden, and Ivan himself shared this orientation. Ivan used Silvester's and Adashev's opposition to the Livonian War (which, in hindsight, was correct, as the war proved to be a disaster for Russia, despite initial successes) to free himself from their control. Ivan banished Silvester to the distant Kirillov Monastery. Though Silvester had already been cloistered for several years when Ivan's beloved wife, Anastasia, died after a prolonged illness in 1560, Ivan nonetheless blamed Silvester. Ivan believed his wife was the victim of poisoning, assassinated by nobles whose great hatred of her had been stirred up by Silvester and his council during the time when Silvester had opposed her son as heir to the throne. In fact, Ivan vacillated as to whether he should bring Silvester to trial on the charges of witchcraft, believing his former guardian had cast spells on nobles to make them oppose and hate Anastasia. Silvester was ultimately spared this ordeal, though he was transferred to the Solovetsky Monastery, which lies isolated on an island in the White Sea. Here Silvester died, though when and how is unknown. Ivan later took pride in the fact that he spared Silvester's son. ENCYCLOPEDIA.COM - Silvester